– Я бы выпил чего-нибудь покрепче, – отшутился он, улыбнувшись уголком губ.

Но она не шутила и вернулась с бутылкой вина и двумя бокалами. Генри хотел – должен был – сказать, что он при исполнении, что их разговор – часть его работы, что этот вечер – часть его расследования, но не сказал, потому что это давно было не так. Он принял бокал из рук прекрасной женщины. Ее рыжие волосы пылали в свете камина, а зеленые глаза сверкали, как два изумруда на солнце. Его сердце екнуло от того, как она была хороша. Он и не знал, что оно у него все еще есть.

– Это вино сделал мой брат.

Генри поднес бокал к носу и понюхал, разбирался в винах он точно так же, как и в искусстве, – все предметы в доме казались ему лишними, избыточными, как елочные игрушки на пальме, но аромат ему понравился: в меру сладкий и терпкий, гвоздика, смородина и табак.

– Если быть точнее, то на его средства. Он купил винодельню на юге Италии, чтобы производить его.

– Вы его продаете?

– Небольшими партиями. Оно недешевое.

– В этом я не сомневаюсь.

Они чокнулись и отпили по глотку. Только в тот миг Генри вспомнил, что ничего не ел с самого утра. Вино, сделанное в тот год, когда все, кто был ему дорог, все еще жили, насыщенным, пряным, танинным ручейком побежало по пищеводу, зажгло кровь. Прилив к щекам, ударило в голову. На лице Агнес тоже вспыхнул румянец.

– Что произошло, Генри? Что произошло с Мэри? – спросила она искренне и обреченно, словно от его ответа зависела ее жизнь, словно она понимала, что он знал ответ. Может быть, без подробностей, но знал.

– Она мертва.

Агнес нервным резким залпом осушила бокал и налила еще – ее тонкие пальцы дрожали, но глаза все так же блестели в свете камина.

– И кто это сделал?

– Как раз это я и пытаюсь выяснить.

– Это Грейс?

Генри замер в немом оцепенении. Тело совершенно не слушалось, казалось чрезмерно легким, воздушным и счастливым, в то время как мозг продолжал тяжкую работу, крутился, как колесо водяной мельницы. И он не знал, подчиниться легкости, выпив еще, или пересилить себя и сосредоточиться на разговоре.

– Почему ты так решила?

– Разве это не очевидно? Ты говоришь, это сделал тот, кто хорошо знал чащу. Грейс – единственная, кто знает ее как свои пять пальцев. Она выберется оттуда даже с завязанными глазами.

– Я солгу, если скажу, что ее нет в списке подозреваемых, но не хочу бросаться пустыми обвинениями. Я уже сделал это с Майклом Парсонсом и пожалел об этом.

– Майкл… очень необычный юноша.