– Агнес…
Она оставила бокал на столе – по краям застыл след от ее помады – и зашагала прочь из комнаты. Ее стройная фигура и волосы цвета осени, глаза и голос, скромность и чувственность, доброта и умение сопереживать – все в ней манило и привлекало его, но он лишь молча следил, как она удалялась, ощущая всем естеством ее надежду на то, что он ее догонит.
Он налил еще и залпом выпил, а после подошел к окну в приступе какого-то бессильного, мрачного отупения. Отвлечься, чтобы не думать о ней, не чувствовать ее дыхания на лице. Рассеянный взгляд блуждал по полю, обедневшему из-за прохлады осени. Крона деревьев поредела, но кое-где еще оставался слабый, едва заметный намек на некогда живую природу. Ветер срывал листву, и та ковром ложилась на землю, он почти слышал шелест и прелый запах.
Вдруг за стволами что-то мелькнуло и после начало приближаться, увеличиваться. Уверенным широким шагом – казалось, даже воздух расступался перед ней – поле пересекала наследница поместья. За ней перебирал лапами золотистый лабрадор, тот самый, что устлал шерстью заднее сиденье «Форда». Вид обоих сквозил усталостью и недовольством, словно они блуждали во мраке часами. Грейс присела на корточки и, коснувшись своим лбом лба собаки, что-то шепнула ей и погладила по голове, как бы скрепляя уговор. Потом Грейс заботливо вытащила из шерсти пса листву и ветки, привела себя в порядок и направилась к дому.
Женщина
Женщина
Грейс без споров учила старые песни, восхваляющие Иисуса и Деву Марию – пение в хоре позволяло вернуться домой позже, услышать девичьи разговоры, далекие от отцовских теорий и научных доктрин. В перерыве хормейстер, миссис Хэмпстед, покидала зал и приказывала девочкам оставаться на местах и молчать. По ее мнению, это давало отдых связкам, не позволяя выветриться рабочей атмосфере. И девочки стояли, но не упускали возможности поболтать – неуемная подростковая энергия, вытравленная из Грейс отцом, наполняла зал, и ей казалось, что их жизни полны увлекательных и ярких событий, в отличие от ее – угнетающих, подчиненных строгому распорядку дней.
– Видела, какая на ней юбка?
– Того же года выпуска, что и дата основания Лидс-холла.
Грейс с тихой горечью глотала насмешки и издевки над одеждой музыкального руководителя, ведь если бы не форма, предписывающая ношение юбок, едва прикрывающих колени, она бы и сама носила такие – дева со страниц готических романов, укутанная в платье, как в кокон. Короткие юбки сковывали движение, открывая колени, изрезанные шрамами, поэтому Грейс сильно натягивала гольфы даже в самые теплые дни.