Следующий урок, время, день недели, красоты старинного здания – все померкло, выцвело, стало таким неважным. Как она могла подумать, что ее кто-то пригласит на бал? Что кто-то захочет с ней общаться? Что кто-то всерьез обратит на нее внимание? «Адам, Адам, Адам», – беззвучно шептала она в наивной надежде обрести его поддержку.
Она столкнулась с кем-то так внезапно, что книги с шумом полетели на пол, из одной из них выпал карандаш – Мэри не пыталась ничего удержать, ей хотелось лишь сдаться – быть затоптанной, растерзанной, разорванной в клочья, чтобы все это наконец прекратилось. Конечно, это должно было случиться, ведь ее поступление в Лидс-холл наверняка исчерпало запас везения, отведенный ей на жизнь. Мэри дрожащими руками растерла слезы по щекам, выдохнув, неловко поправила жилетку и прищурилась, рассматривая человека, которого едва не сбила с ног. Перед ней сидел на корточках Фредерик Лидс – она видела только темную макушку, но знала, что это он. Аккуратно собрав ее учебники в стопку, он выпрямился и молча протянул их ей. Мэри подумала, что в последний миг он выпустит книги из рук, но он этого не сделал.
– Спасибо, – полушепотом произнесла она, не узнав свой голос.
– Артур?
Мэри прижала учебники к груди сильнее, в безотчетной попытке защититься. Ей стало еще паршивее от того, что Фред застал ее в таком унизительном, жалком положении.
– Брент.
– Значит, Артур, – бесстрастно-знающим тоном подтвердил он.
К Мэри возвращалось восприятие реальности – на урок она уже опоздала, и впервые за долгое время у нее не было никакого желания на него идти.
– Они просто… дурачились, – сказала Мэри, пытаясь скрыть то, как сильно ее задел их жестокий розыгрыш. – У них плоховато с манерами.
– И с чувством юмора, – безрадостно ответил Фред. – Но, что бы они ни сказали, пропускай мимо ушей. Что при северо-восточном ветре, что при южном, они не отличат сокола от цапли [74].
Мэри сглотнула, и кровь бросилась в лицо. Казалось, Фредерик видел ее насквозь, отчего внутри у нее запылал огонек. Он видел ее!
– Я опаздываю на урок. И ты тоже, – сказал он серьезно, но в глазах искрилось веселье.
– Да… я… – Она напряглась в попытке вспомнить, куда ей нужно. – Биология.
– Прямо по коридору, третья дверь справа.
Уже в классе она нашла в учебнике записку. Изящный почерк из прошлого столетия – Фред просил ее о встрече.
Женщины
Женщины
«Чем глубже мое одиночество, без друзей, без поддержки, тем больше я должна уважать себя», – писала Шарлотта Бронте, и Мэри с неутомимым усердием перечитывала фразу, сильнее сжимая обложку библиотечной «Джейн Эйр». Но как она, Мэри, могла уважать себя, если теперь, после такого болезненного унижения, было немыслимо даже смотреть на себя в зеркало? Она и прежде не считала себя красавицей, но в спокойствии одиночества почти смирилась с участью девушки, за которой никто не будет бежать вслед, чтобы сказать, насколько она хороша. Эта глупая шутка, бессмысленная жестокость, о которой Брент и его друзья уже наверняка забыли, оставила глубокий отпечаток в ее душе – как след грязного ботинка на белом платье, – и он лишь разрастался и ширился, как она ни пыталась его смыть.