Грейс перевернула страницу.

– Похожую историю рассказывает и эта картина. «Без имени и друзей» – единственная, написанная женщиной. Девушка пришла в лавку, чтобы продать свою картину. На ней траурное одеяние, рядом с ней мальчик, наверное, ее брат. Они остались без средств, и теперь девушка пытается продать свою картину, но она всего лишь женщина, к тому же никому не известна как художник, поэтому у нее ничего не выйдет. Мы видим это по снисходительному лицу продавца.

Грейс резко закрыла книгу, как ящик Пандоры, из которого что-то плохое уже успело просочиться в мир.

– Женщин веками обменивали, продавали и насиловали. Их предназначение было сведено до роли кухонной утвари. С ними обходились как со скотом отцы, братья и мужья. Вот почему ты боишься мужчин. Это у нас в крови. И в этом нет ничего странного или глупого, в тебе нет ничего странного или глупого. В тебе столько ума, таланта, доброты, трудолюбия и потенциала, сколько никогда не было у тех, кто тебя обидел. – Она прошла к шкафу, поставила книгу на полку и обернулась: – Поэтому впредь не позволяй так поступать с собой. Ни Артуру, ни Бренту. Никому. Никогда.

Мэри потеряла дар речи на добрую минуту, забыла, как дышать.

– Откуда ты знаешь, что это были Артур и Брент?

– Я знаю это место и всех его обитателей.

– Они всегда такие?

– Такие?

– Подлецы.

– Подонки, но не подлецы.

– Разве есть разница?

– Есть. Но, надеюсь, ты никогда ее не узнаешь. Если бы не деньги родителей, их бы давно ткнули лицом в грязь. Но деньги, как и пол, многое решают. И они у них есть. Однако это не значит, что ты не достойна уважения. Когда нас бьют без причины, мы должны отвечать ударом на удар – я уверена в этом, – и притом с такой силой, чтобы навсегда отучить людей бить нас [75].

Ромашка

Ромашка

– Э-э, извини… у тебя не найдется минутки?

Мэри живо обернулась – не заметила, как подкрался Брент, – и, едва взглянув на рыжие волосы, пылающие в дневном свете, поспешила уйти.

– Подожди! Стой! – Брент попытался схватить ее за локоть, но Мэри выскользнула. – Ладно, ладно, – примирительно вскинул он руки ладонями вверх, – я просто… просто хотел извиниться. Прости. То, что мы сделали… это было глупо.

Мэри смотрела на него вполоборота, готовая, как косуля, в любую секунду кинуться прочь.

– Это не смешная шутка, – сказала она и зябко поежилась, будто вышла в летний сад, а с неба сыпал снег.