– Знаешь, твоя честность обезоруживает.
– Врать – это как надевать грязные вещи на чистое тело. – Мэри где-то вычитала эту фразу, и та ей настолько понравилась, что она долго искала повода ввернуть ее в разговор.
– Да, – кивнул Фред и, вытащив из-за спины ромашку, протянул ей. – А это тебе.
С особой бережностью Мэри засушила ее между страницами, чтобы навечно сохранить воспоминание об этом волшебном дне. В ту ночь Фредерик Лидс приснился ей в первый раз.
Библиотека
Библиотека
Библиотека Лидс-холла впервые за долгое время пустовала. Книжные шкафы уходили далеко во мрак большого зала, как стены гигантского лабиринта, – никто не интересовался их содержимым. По Рыцарскому залу плыла музыка, доносились возбужденные голоса, но Грейс Лидс, сидевшая на подоконнике эркерного окна, смотрела за стекло, где, щедро позолоченная осенью, умирала чаща Лидсов. Мэри устроилась на скамье рядом, замерев, окутанная величием этой красоты: бесконечного небесного простора, прелых листьев, покрывалом устлавших дорожки, шепчущего на своем языке ветра, бестелесного питомца школы. Кромка деревьев почти поглотила жидкое солнце, жестоко располосовавшее небо кроваво-красным. Один из треугольников света на стене – Мэри никак не могла понять, как он получился, – точно следил за ней, и ей постоянно невольно представлялось, как его вершина копьем вонзается в грудь.
– Почему ты не пошла на бал?
Вопрос оставил Грейс равнодушно-безучастной – происходившее внутри нее интересовало ее куда больше, затягивая густым желе в мир, питаемый невысказанной глубиной чувств.
– Я была уверена, что ты пойдешь… у тебя ведь есть парень.
Гладкий лоб Грейс тронули возмущенные морщины, но в глазах заблестел огонек.
– Тебе кто-нибудь нравится? – продолжала Мэри.
Она никогда не видела Грейс в обществе юношей, впрочем, как и девушек, отчего порой казалась ненастоящей, воображаемым другом, призраком, видением, которое представало только перед людьми со сверхъестественными способностями.
– Это кто, например?
– Уильям Петерсон? – Они с Мэри ходили вместе на биологию и химию, и ничем особым он не отличался, разве что брал на себя лабораторные, да и то не по доброте душевной, а потому что боялся, как бы она снова не пролила перекись ему на брюки.
– Сноб, – поморщилась Грейс.
– Энди Хортон? – предложила Мэри и тут же осеклась, вспомнив, как он подтрунивал над учителями и одноклассниками, подстрекая мальчишек то утащить ручку, то натереть мелом стул.
Грейс без интереса покачала головой.
– Майкл Парсонс, – сказала Мэри, и ничто в ней не дрогнуло, так идеально имя и чувства, что вызывал их обладатель, ложились на язык и сердце. – Он словно… тает, – шепнула она, сама до конца не зная, что имеет в виду, но то же самое проделывала и Грейс, отчего в ее воображении они друг другу очень подходили. – Хотя ощущается теплым. Как солнце.