Мэри думала, что будет скучать по родным йоркширским пустошам, где представляла себя сироткой Джейн Эйр, но ни разу не вспоминала о доме с желанием вернуться. После всего, что увидела в Лидс-холле, познав то, как стоит и должно жить, постоянно впитывая знания, она не представляла, как вернется в тоскливую пустоту, беспросветный мрак и духовную бедность.

– Тебе очень повезло иметь такую семью, – сказала наконец она. – О тебе заботятся…

– Твоя семья о тебе не заботилась?

Мэри уставилась на носки натертых туфель, борясь с резью в глазах.

– Знаешь, мои родители небогаты. Я всегда доедала и донашивала за старшими. Мы никогда не были дружны, но после смерти моего брата все окончательно развалилось. Он тоже мог бы здесь учиться. Он был очень умным. Может быть, поэтому он понял, что нет смысла трепыхаться. Эта бедность… из нее не вырваться.

– Ты думаешь, что я и подобные мне слишком богаты, чтобы понять. И да, я ничего не знаю о реальном мире, но отец часто рассказывал о том, как люди живут за пределами нашего. Некоторые голодают и не знают, где проведут следующую ночь, – каждый день борьба. У них нет тех возможностей, что были у меня и моего брата. Все не могут иметь подобные привилегии, но если в человеке есть потенциал – он заслуживает шанс. Как только я вступлю в законные права, справедливость восторжествует. Я помогу людям, подобным тебе и твоему брату, выбраться из того мира, который они ненавидят.

– Ты не можешь спасти всех.

– Это и не нужно. Я дам возможность лишь достойным людям, избавившись от всех гордецов, воображал и павлинов, что ходят по нашим коридорам.

Напор и решимость Грейс восхитили Мэри, но в глубине души она понимала, что этому ни за что не суждено сбыться.

– Вот поэтому мне так нравится в лесу, – заключила Грейс. – Там все так, как и должно быть. И даже жестокость оправданна и справедлива. Я люблю природу. Люблю ее, потому что любить людей очень больно.

Сюрприз

Сюрприз

Несмотря на многочисленные достоинства, во Фреде крылся один весомый недостаток – как только их одиночество кем-то нарушалось, его лицо обращалось в отстраненную маску, и он старательно притворялся чужаком, с которым Мэри ничего не связывало, отчего все ее мысли и воспоминания путались в голове, точно грязная одежда в корзине для белья. Однако это с лихвой окупалось минутами, проведенными вдвоем. Все в его словах и действиях было преисполнено уважения, нежности и тактичности, но при этом несло явный оттенок чувственного смысла, который не позволял Мэри сомневаться в искренности его симпатии. Так день за днем каменная стена из предрассудков, различий и недомолвок, присущих им, людям разных классов, разрушалась, обращая их в одно. И Мэри уже не видела ни единого недостатка в союзе, вынужденном оставаться тайной, – как ни щурься, на солнце пятен не разглядеть.