Пятого октября Мэри исполнялось шестнадцать лет. Даже в дни рождения родители никогда не чествовали ее. Ни песен, ни друзей, ни подарков. Если к этому времени им удавалось скопить денег, то все, на что она могла рассчитывать, – это скособоченный торт в капельках конденсата из ближайшего супермаркета, который делился по негласному принципу в семье Крэйн: кто успел, тот и съел.

В прошлый день рождения – совершенно обычный вторник: кучевые облака, ветер в лицо, пожухлая листва под старыми ботинками – Мэри отправилась в школу, перехватив хлопья – молоко скисло, но еду в доме Крэйнов выкидывать запрещалось, поэтому она ела, но ела неохотно. Из спальни доносился мамин крик – она пыталась, но не слишком усердно, успокоить младших, верещавших во все горло и носившихся по дому. Папа что-то недовольно и безостановочно бурчал себе под нос, уткнувшись в телевизор, и выглядел так, словно не знал, как попал в этот дом, полный орущих, грязных, полуголых детей. Мэри никто не поздравил. Никто. Даже Адам. Она казалась себе тенью предмета, которого нет. Но перед последним уроком Адам выловил ее в школьном коридоре и, схватив за запястье, потащил к выходу.

– У меня урок.

– Физкультура. Физкультуру можно пропустить.

Не по годам ответственный, Адам никогда не позволял ей прогуливать занятия, но в тот день изменил правилам, поведя ее к озеру, тому самому, где они любили проводить время в разговорах и молчании.

– Да что случилось? – спросила наконец Мэри, вырвавшись из хватки, явственно ощущая ауру встревоженности, исходившую от Адама.

– Пятнадцать лет – это не шутки.

Она посильнее натянула рукава на кончики пальцев.

– Ты помнишь?

– Конечно. А ты что думала… – Хоть и с опозданием, но до него дошли ее мысли, ее страхи. – Как ты могла обо мне такое подумать?

В неловкости она потупила глаза в землю, уставившись на одинокую грязную травинку.

– Я сегодня не был в школе.

– Нет, был. Мы шли с тобой в школу вместе.

– Да, но на занятиях меня не было.

– Почему?

Дрожащими руками – он не надел перчаток – Адам полез во внутренний карман куртки, выудил бархатную коробочку темно-синего цвета. О подобном Мэри читала только в книгах, видела только в фильмах, кадры из которых иногда выхватывала, пока помогала маме на кухне. Адам вложил коробочку в ее руку, ободряюще провел по плечу.

– Я не хотел дарить дома, потому что… – Он не продолжил. Мать бы тут же начала причитать о бессмысленных тратах, которые в их семье никто не совершал.

– Мы договорились, Адам. У нас был уговор.

Много лет назад они пообещали друг другу, что не будут дарить ничего, что можно купить за деньги. Их младшим братьям и сестре нужны были новые сапоги и куртки, им всегда нужна была еда, а все остальное такое непрактичное, пусть и такое приятное. У Мэри защемило в сердце. Нельзя быть такой эгоисткой, это просто уму непостижимо, она должна помнить о благоразумии, заставить Адама вернуть ее.