Он кидал в огонь книги, собранные в стопку на каминной полке, не слышал, как Грейс вошла в библиотеку, но заметил тень, мелькнувшую по стенам. Бросал в жаждущие языки пламени Библию – все экземпляры, что хранились в доме: старые и новые, черные и белые, на английском и иностранных языках, принося бескровную жертву своему единственному божеству.
– Зачем ты это делаешь? – В лице Грейс что-то изменилось, оно – белое и гладкое – будто бы треснуло. – Ненависть и так даровала тебе все, чего ты желал.
– Такой она бывает со всеми, кто ей служит [93].
Некоторые книги он кидал целиком, с другими расправлялся жестче, вырывая страницы одну за другой, так велика и непомерна была его радость и благодарность.
– Фред! – Она выхватила у него израненную Библию, прежде чем та оказалась в камине.
– Разве это не то, чего мы хотели? Помнишь, как ты порвала Библию садовника назло отцу?
Она сглотнула, точно проглотив осколок прошлого, длинный и острый.
– Знаю. – Фред взял книгу из ее рук и скормил пламени. – Он не умел читать…
– Ни читать, ни писать – бросил школу, работал с самого детства. В отличие от нас, ему нужно было выживать.
– В отличие от нас? Да твой садовник не выдержал бы и часа в том мире, в котором живем мы.
– Я просто хочу сказать, что он был хорошим человеком.
– Но это не мешало ему лгать.
– Он сделал это, чтобы получить работу, чтобы прокормить свою семью. Это оправданная ложь.
– Ты бы сделала это ради меня? Соврала бы?
– Конечно.
Огонь мгновенно начал пожирать очередную книгу, и от этого Фред испытал болезненное горячее удовольствие.
– Ты можешь хотя бы притвориться, что тебе не все равно? Оставь хоть частицу того Бога, в которого он так верил…
– Бога, – выдохнул смешок он. – Грейси, брось! Он служил лишь самому себе. И ты не любишь Бога.
– Не люблю, – прошептала она. – Но лучше я буду верить в его Бога, чем… – Она не продолжила, но оба знали, что она имела в виду: лучше верить в Бога Филиппа, чем в дьявола Фреда. – Он был нашим отцом, дал нам все, что у нас есть. Все это, – обвела она рукой библиотеку, – большинство может о таком только мечтать.
– Мечтать о чем? О трехдневной голодовке за неверный взгляд, о многочасовом стоянии на горохе, об обливании водой в мороз, о заучивании никому не нужных книг и разрушении личности, которая у нас когда-то была? О чем именно мечтает большинство?