– Я на воле десять часов – тело еще не остыло, а ты снова за свое…

Три месяца – слишком незначительный срок для избавления от зависимости, но Майкл в самом деле хотел победить ее. Фред упивался его сомнением, слыша, как шевелятся извилины в его мозгу, шелестят, точно листья смоковницы, и Фред с радостью обрывал плоды, кидая их под ноги.

– Я не могу.

– Ты проиграл – ты не можешь отказаться от вызова.

– Это всего лишь дурацкая Игра! Ты заставлял меня играть в нее годами, и я делал это, потому что это был мой выбор, но я не обязан больше в это играть. Я не буду это принимать…

– Тогда и ее не увидишь.

Майкл побелел до прозрачности, и только пятна на шее, точно укусы насекомых, выдавали трепетное волнение – кровь у него забилась сильнее, и от Фреда это не ускользнуло. Высыпав на столешницу фиолетовый яд, он достал из кармана купюру, скрутил в трубочку и протянул Майклу.

– Я обещал ее тебе. Нашу Артемиду. И она будет твоей. И моей. Нашей. Как мы и хотели.

И все преграды пали. Почти все. Майкл беспокойно сглотнул, до той минуты он верил, что его одержимость Грейс вшита в него секретом, единственной тайной, какая у него была. Фред всеми силами стремился к этому: заставить Майкла чувствовать себя виноватым за то, что он хотел ее, и жалким из-за того, что не мог получить. Он сделал так, как было приказано.

Фред встал и с видом почтенного мудреца выудил из прикроватной тумбочки две жестянки с газировкой, открыл обе с приятным пшиком, и в одну из них добавил красок, но уже других – белых.

– И что там?

– Много будешь знать, плохо будешь спать, – ответил он и заговорщицки подмигнул. Вернувшись на место, оставил открытые банки на столе, после чего распростерлась тишина, и долгое время казалось, что кроме ядовито-газированного шипения ничего в этом мире не осталось.

В дверь постучали, и Майкл с силой сжал подлокотники кресла. Прекрасная нимфа, сказочная сирена, дева из стали теперь ожидает там, снедаемая волнением и страхом. Вместе с прохладой вечера в комнату вплыла девушка. Длинные темные волосы, руки-веточки, глаза, не утратившие доверия к миру, живо блестят. Грейс! Эта же мысль проткнула сознание Фреда, когда он встретил ее впервые, однако не утекло и десятка песчинок в невидимых часах между ними, как Майкл опал, глаза потемнели от неизбежно кольнувшего его разочарования с примесью облегчения и… радости. Да, это была радость. Он радовался тому, что его ожидания были обмануты. Он не желал делить Грейс с другим. Даже с Фредом. И теперь расплывался вязкой массой в старом кресле, не в силах выбраться из-под обломков лжи. На это Фред и рассчитывал. Все снова сработало в точности так, как он хотел.