– Вы видели?

Те испуганно и непонимающе закачали головами, как куклы-марионетки на фоне черного полотна – слишком трусливые, чтобы встать на защиту, слишком безвольные, чтобы бежать.

– Отчего же, Артур? Они должны знать героя не только в лицо. Покажи нам, что ты делаешь с этой фотографией, когда остаешься с ней наедине.

– Ты псих, Лидс. Я все расскажу отцу.

– Тому самому отцу, от которого ты скрываешь свои грязные секреты?

Фред ослабил хватку, позволив Артуру оглянуться.

– Да ничего ты не знаешь. – У него дрожали губы.

– Как и твой отец. О том, как сильно ты любишь забавляться с…

– Не надо, – шепнул тот, белея до состояния плитки.

При наличии непостижимого количества денег и драгоценных металлов в главный источник власти и рычаг давления обращаются тайны. Фред усвоил это рано и теперь, прячась за маской юноши, далекого от потрясений реального мира, змеей прокрадывался по коридорам и потайным ходам, подслушивая и подсматривая, записывая и лелея каждое прегрешение, чтобы потом, запустив ядовитой стрелой, поразить соперника в самое сердце.

Схватив Артура, потерявшегося в пелене невообразимого ужаса, за подбородок, он повернул его лицом к фотографии.

– Ну так что? Не заставляй друзей ждать.

– Я извинюсь перед ней… Извинюсь, ладно? Мы будем квиты?

– Мне не нужны извинения. Это лишь слова. Давай, Артур, все ждут.

Порозовевший, как солнце на закате – бледность вмиг уступила багрянцу, – Артур помедлил в ужасе, голубые глаза болезненно налились кровью. Фред схватился за пояс его шорт и начал стягивать.

– Я сам. Сам…

Фред отпустил его, едва не ударив лбом о стену. Артур стянул с себя шорты и трусы, взял член в руки. Брент, Крепыш и Альфред опешили, не вымолвили ни слова, на их лицах не читалось ни сострадания, ни сожаления – чистый ужас стать следующими, но в то же время их словно загипнотизировали – они не отводили взгляд, и только Майкл стоял, пригвожденный к месту, опустив голову и сжав челюсти так, что заходили желваки.

– Начинай, – приказал Фред. – И не забывай про нее.

Артур принялся неловко елозить по плоти в стыдливости и унижении.

– Ничего не выйдет…