Фред коснулся ее ладони легким поцелуем. То внимание и забота, что он оказывал ей, все еще будоражили, но они же сыграли злую шутку с его намерениями – Мэри перенасытилась им, и он больше не имел над ней той власти, какая была у него вначале, которую он когда-то имел над Майклом. Каждый раз Мэри, сама того не подозревая, ведь темных намерений она не ведала, выскальзывала из-под его дурного влияния. Он опасался, что это зерно недоверия, которое теперь явственно ощущал, поселила в Мэри Грейс, и всевозможными способами переносил, тянул со встречей в страхе перед их тайным альянсом, который бы расстроил его жестокий долгоиграющий план.

Признав поражение и невозможность тянуть далее, Фред, подобно маленькому, но очень ядовитому пауку продолжил плести свою сеть в попытке отвернуть Мэри и Грейс друг от друга навсегда. Ведомый лишь темными помыслами, он отправился на кухню, вскипятил воду и с особой педантичностью расставил чайник и чашки на подносе, а после сунул руку во внутренний карман, где хранил источник безумия сестры – лиловый, подобно вереску, – высыпал в чашку и, хорошенько размешав, направился было в спальню Грейс, однако от его внимания не ускользнула тень, метнувшаяся по стене в коридоре.

Рука с такой силой сжала чашку, что та едва не треснула.

Игра кончена.

Будь Фред кем-то другим, он бы почувствовал устрашающий грохот, с которым все в одночасье разбилось, и опустил бы руки. Но на то он и был Фредом. Его самообладание пошатнулось лишь на секунду, а после он попросил прислугу отнести чашку Грейс, взял еще одну, наполнил обычным чаем и как ни в чем не бывало вернулся в гостиную в стремлении любыми средствами залатать порванное полотно доверия, смешать чувства и подозрения Мэри в такую густую несъедобную кашу, что она отринет желание ее есть.

Мэри сидела на краешке дивана, чинно положив одну руку на другую, будто в попытке удержать саму себя от крика. Их взгляды встретились через комнату, изнывающую от дорогих украшений и мебели, но все предметы расплывались, теряя четкость перед ужасающей правдой. Побледневшие губы Мэри изогнулись в тревожно-пластиковой улыбке, за которой она неумело скрывала свою осведомленность.

– Что сказала Грейс? – Подбородок Мэри дрожал.

– Я еще не был у Грейс. Она очень разозлилась бы, если бы спустилась в гостиную и не увидела чая.

– Грейс не такая…

– Знаю, в это трудно поверить, когда кто-то так дорог. Но мне она тоже дорога.

– Что же ты с ней делаешь?

На долю секунды в попытке изобразить удивление он потерял хладнокровие.

– О чем ты?

– Ты что-то подсыпал в чай. Я видела.