Грейс выдохнула, когда он сунул в нее палец, и запрокинула голову, когда добавил второй, нежно изучая и расширяя, медленно погружаясь и выходя. Когда он добавил третий, она сдавленно простонала, выпустила воздух через стиснутые зубы. Ей было больно. Он знал, что было, и не спешил. Но она не просила остановиться, не отталкивала, принимая все, подаваясь вперед, чтобы принять еще больше. Он прижался лбом к ее лбу.

– Я не хочу причинить тебе боль.

– Я умею терпеть боль.

Он оставил поцелуй на ее белой шее, там, где бился пульс, и проник в нее одним толчком, достаточно резким, чтобы переступить границу зараз. Она вздрогнула, с силой сжала челюсти, вцепилась в его плечи. Это была цена. Цена за плод познания. Они зашли слишком далеко, и пути обратно не будет. И он был им не нужен.

Майкл замер, задержал дыхание, позволяя ей привыкнуть, прийти в себя. Ее щеки наконец зажгло цветом. Он мог бы остаться так на всю жизнь, потому что нигде не было так спокойно и хорошо, как внутри нее. Вся та боль, что годами копилась в нем, растворилась, словно он, сам того не желая, передал ее ей, а она передала ему свою – вместе они ослабили друг друга, и не осталось ничего, кроме трясущихся коленей и сердечного трепета. Крови, грохочущей в ушах.

Майкл нежно поцеловал ее, и Грейс ответила на поцелуй с пылкостью, страстью и жаждой, которые он мечтал в ней пробудить. В его глазах застыл немой вопрос, и Грейс отозвалась быстрым кивком. Размеренные движения. Ей все еще было больно – она с силой зажмурилась, и он винил себя за то, что причиняет ей боль, и стыдился того, насколько хорошо было ему – хорошо внутри нее. Это несправедливо. Если женский пол слаб, тогда почему на женскую долю выпадает все самое сложное?

Его трясло, пока он удерживал себя над ней. Он оперся на руку, вторую запустил между ее ног, туда, где они были соединены. Одно целое. Он бы навечно стал одним целым с ней. Описывая круги, он надавливал, и она приподняла бедра, принимая его в себя. Она прижалась губами к его шее и вдруг лизнула, укусила его, и это безрассудное действие заставило спальню зацвести. Цветы росли и ширились, пахли и укрывали их от остального мира. Рай. Есть лишь она с приоткрытым ртом, с разбросанными по простыне темно-каштановыми волосами, с тяжелым прерывистым дыханием, так походящим на его.

Его рука нашла ее, и их пальцы переплелись. Сердца бились там, между их ладонями. Ее глаза распахнулись. Это была Грейс, все еще Грейс, но он открыл в ней что-то иное, то, что проскальзывало в ней в те редкие секунды, когда она ослабляла власть над своими эмоциями, когда шутила и улыбалась. Она раскрылась ему, она открылась ему.