– Чего ж не узнать-то? Его по всем новостям крутят.

– Был ли он здесь вечером, с шестнадцатого на семнадцатое июня?

Джимми усмехнулся с такой неприкрытой снисходительностью, будто Генри сморозил откровенную глупость.

– Вы еще чего скажите. Столько времени утекло.

Генри ощутил фальшь в его напускном безразличии.

– Знаю, но попытайтесь вспомнить. – Он настойчиво двинул фото по столешнице в царапинах. – Думаю, такие к вам приходят нечасто.

Улыбка сползла с лица Джимми, скрывшись в густой бороде.

– Я ничего не знаю, – отчеканил он беспричинно жестко и вернулся к бокалу.

К нему подошла девушка – юная, росток человека – темные волосы, собранные в небрежный пучок, голубые глаза, густо подведенные карандашом, облезший лак на ногтях. По их беседе Генри понял, что это его дочь. Когда она, выдув пару розовых пузырей, забрала бокалы и ушла, он подался ближе и, понизив голос, сказал:

– Мне плевать, что вы тут делаете, Джимми. Я не полицейский. По правде говоря, я даже не частный детектив. Этот парень, – ткнул он в фото, – возможно, убил мою дочь. Жестоко расправился с ней и закопал невесть где – ее так и не нашли. Ее и еще трех девушек, похожих на мою дочь. И на вашу дочь. Я просто хочу знать, был ли он здесь в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июня.

Джимми долго испепелял его недоверчивым взглядом, словно взвешивал все за и против – морщины на лбу залегли глубже, в одночасье он постарел лет на десять.

– Да, был, – признал он с какой-то стыдливой грустью.

– Именно в эти дни? Вы так точно запомнили?

– Забудешь тут. Он тут такое выкинул… – Джимми взял другой стакан и принялся усердно его натирать. – Все расхреначил, голосил как ненормальный. Я не сильно-то верю во все эти мистические штучки, но в него как дьявол вселился. Три здоровых мужика не могли оттащить.

– Вы его избили?

– Боже упаси. Вышвырнули вон. У меня с такими разговор короткий. Так он еще несколько часов валялся под вывеской, блевал в кусты, колотил кулаками в стены. У него кровь шла носом, всю рубашку замызгал. Я пригрозил ему полицией, но Салли – дочурка моя – вступилась, умыла его. Золотое сердце, вся в мать.

– Так почему вы не вызвали полицию?

– Он что-то бубнил про своего отца и сестру, что они не должны ничего знать, и Салли все зудела над ухом, мол, не наказывай его, не наказывай…

– И вы пожалели его?

– Да ну, скажете… жалость. Я его практически возненавидел в ту ночь. Но по его пьяному рассказу понял, что парень несовершеннолетний, а я наливал ему. Да и одежонка на нем была приличная. В общем, не скрою, побоялся последствий. Он отдал мне свои часы за причиненный ущерб, на том и порешили.