– Где эти часы?

– Я продал их. Говорю ж, он мне половину паба в хлам разнес.

– Уверены, что это было именно семнадцатого июня?

– Уверен. Я после этого еще с неделю держал паб закрытым. Вылизывали тут все…

– В какое время он был здесь?

– Ну, этого я не скажу. – Джимми чуть помолчал. – Хотя, знаете… – Он юркнул в подсобку и возился там минут десять, гремя коробками, а после, весь раскрасневшийся и взмокший, вышел и кинул на стойку перед Генри фотокарточку.

– Ну и задачку вы мне задали, конечно. Сами часы были дорогие, поэтому я не решился везде с ними таскаться – тут, знаете, не все чисты на руку, что-нибудь оставишь или дашь подержать, и потом ищи-свищи. Я сделал пару снимков, чтобы показать скупщикам, они тоже не самые честные ребята.

Генри взял ее и присмотрелся внимательнее. Стрелки основного циферблата показывали час десять ночи. Другие, на циферблате поменьше, – семнадцатое июня.

– Вы их что, прямо в ту ночь сфотографировали?

– Да нет, он их, видимо, раскурочил, пока кулаками в стены махал. Так что цена вышла не такая высокая, как хотелось, но все равно часы были что надо.

Генри еще раз набрал номер, с которого звонил Майкл, но одинокие гудки на той стороне никто так и не прервал.

17

17

Солнце заливало спальню золотым потоком, блики плыли по стенам и полу, точно по глади кристально чистого озера. Грейс проснулась, наслаждаясь убаюкивающей краснотой под веками, испещренной тонкими ниточками сосудов. За окном трещали цикады. Занавеска едва шевелилась, слегка приглушая сияние лета. К горлу подкатил комок, и Грейс побежала в ванную. Теперь ее выворачивало каждое утро и по несколько раз на дню. Срок был слишком маленьким, но она знала, что это девочка, и уже называла ее Шарлоттой. Умывшись, она покинула ванную.

– Мамочка, тебе плохо? – спросил взъерошенный Чарли, стоявший на пороге родительской спальни. Вихры торчали в разные стороны, глаза еще не проснулись.

Она подошла ближе, стала на колени и обняла малыша; пижама с пришельцами придавала ему еще более трогательный вид. Ее сердце разрослось вширь всей комнаты, всего дома, побережья Италии и дальше за пределы мыслимого и материального.

– Все хорошо, любимый. Пока ты со мной, все хорошо. Просто твоя сестренка немного бушует.

– Почему? Она боится? Я буду вас защищать.

Она звонко чмокнула его в щеку и пригладила волосы, но лишь чуть-чуть. Ей нравился этот творческий беспорядок – так он еще больше походил на Майкла.

– Знаю, с тобой мы как за каменной стеной, ты же у нас такой смелый и умный мальчик. И что этот смелый и умный мальчик хочет на завтрак?