Генри взглянул на бескровное лицо Грейс. Черная печаль совсем не шла ее утонченной красоте, превращая синяки под глазами во впадины, казалось, она смотрела на мир из глубокой ямы и не пыталась выбраться. Ее бледные пальцы сжимали розу. Странную розу – с красными лепестками, но белую внутри. Шипы были предусмотрительно срезаны.
– Ошибка природы, – шепнула Грейс, поймав его взгляд. Что-то подсказывало ему, что речь шла не о цветке.
– Что вы сделали с ней, Генри? – спросила она и тут же добавила, не оставив возможности для побега: – Последние ночи Агнес проводит в слезах. И я знаю, что их причина не смерть Майкла.
Он молчал, глядя в окно так внимательно, точно за ним расцвела оранжерея. Та самая, в которой состоялся их последний разговор. Он оставил ее плачущей на скамье среди света, запаха и жизни. Жизни без него.
– Я вернусь в Уэльс, – сглотнул он. – Так давно это было… Возможно, я смогу… – Он так и не продолжил. Он понятия не имел, что будет делать дальше. – Я делаю это ради ее блага.
От облика Грейс и прежде веяло какой-то меланхоличной отрешенностью, но теперь она обратилась в слабость: безутешная скорбь, удушающая вина, бессильное отчаяние – вырванная с корнем роза. Ее глаза блестели лиловым, как некогда вересковое поле, в котором нашли тело девушки. Ее звали Харпер Барнс, ей было всего пятнадцать лет. Никогда прежде Генри не видел глаза Грейс такими. Подобно мозаике, она состояла из множества пазлов, и, когда сердце Майкла перестало биться, огромная и важная часть этой мозаики оказалась разобрана и навсегда утеряна.
– Не понимаю, зачем он это сделал. Клянусь, Грейс, я не обвинял его. Не во время того звонка.
Грейс надолго замолчала, а потом по ее бледной щеке побежала слеза. Снежная королева. Дева из стали. Обученный солдат. Она плакала, и Генри замер, почувствовав, как разрасталось сердце, как подобно шарику с водой увеличивалось и грозило разорвать грудную клетку. Ее слезы, точно последний всадник апокалипсиса, сошли на землю. И ничего не стало, мир накрыл хаос, все пылало в адском пламени.
Грейс стыдливо вытерла соленые дорожки со щек. Господи, ей было всего восемнадцать лет, и у нее почти никого не осталось в этом мире, подумал Генри. Она была лишь на два года старше Кристины – все еще ребенок. Придвинувшись ближе, он положил ее голову себе на грудь.
– Плачь.
И она плакала. Плакала так, словно сердце лопнуло в груди.
Шесть лет спустя
Грейс сжала плечи сына, как бы говоря: «Я с тобой», и поощряюще подтолкнула вперед. Чарли положил на припорошенную снегом землю два букетика гвоздик, сначала Майклу, а после дяде Эдмунду. На языке цветов это означало: «Я тебя никогда не забуду». Словно проверяя, сделал ли все правильно, Чарли оглянулся и одарил Грейс очаровательной улыбкой отца. Он был тем самым ребенком из ее давнего сна. Она познакомилась с ним прежде, чем он появился. Она всегда знала, что он у нее будет.