– Опять ты занимаешься этой ерундой. Девочкам не пристало проводить столько времени с трупами.

Кэти научилась фильтровать его слова – все, что ей не нравилось, то есть все, что он говорил, проходило не сквозь нее, а мимо. Своего рода суперспособность. Майкл такой никогда не обладал, воспринимая все близко к сердцу, все – через себя.

– Встань.

Она продолжила работу.

– Встань, я сказал!

Его крик тоже проходил мимо нее. Почувствовав непривычную слабость, отец взорвался: с силой схватил ее за предплечье и выволок из-за стола в центр комнаты, после сел на край кровати и долго изучал. Изучал так, словно никогда не видел прежде. Она походила не на девочку, но на фарфоровую куклу. Бледная и тоненькая – тростинка на ветру. А если и разбить, разве она способна чувствовать?

– Пойди сюда, – попросил он с непривычной робостью, отцовской нежностью, о наличии которых в нем Кэти даже не подозревала.

Он долго изучал кружева на ее блузке. Такие же носила ее мать. Очень давно. Он провел по ним рукой, а потом уткнулся в них и глубоко вдохнул, втянув ее запах: свежего белья и средств, которыми она обрабатывала своих жертв. Кэти терпеть не могла эту блузку – не любила девичьи наряды, но отец с маниакальным рвением покупал их ей и заставлял носить в стремлении сделать ее еще более кукольной – еще более Кэтрин.

Она ждала, что он что-нибудь скажет. Когда он бил ее тростью, он всегда что-нибудь говорил. Но в тот вечер хранил тягостное молчание. Эта тишина будет жить в ней вечно. Ужасом непостижимости.

Она часто изучала крылатых красавиц перед сном, но в этот раз они стали зрелищем как никогда занимательным.

Мертвые бабочки, навеки спрятанные за стеклами рам, заполонили стены.

Химия

Химия

С самого детства Джейсон ясно дал Кэти понять, что мозга у нее не больше, чем у блохи или мухи, и что за интеллектуальную одаренность, даже если таковая вдруг проявится, призов не дадут, ведь она не мальчик – по сути и не человек. Но неполноценными Кэти казались как раз таки мальчики: оскорбления, драки, вечно ободранные колени, сломанные руки и носы – высшее существо не может обладать настолько низким уровнем самосознания.

Когда бабочки перестали увлекать Кэти в полной мере, она, поддавшись отцу, все же переключилась на кукол. Волнистые волосы и прямые, длинные платья и короткие, но у всех до одной – отупевшие пустые глаза. Игра с ними обычно заканчивалась оторванными волосами и конечностями. Их можно было жечь, резать и ломать как вздумается, и они не кричали, продолжая улыбаться неживыми пластмассовыми улыбками, навеки застывшими на лице. Однажды Кэти попробовала точно так же растянуть рот в улыбке и не закрывать его – не вышло. Реальный человек взвыл бы от вечной потребности улыбаться. Впрочем, у ее матери была такая же, и она с переменным успехом справлялась с ней.