В молодости Кристенсен отправился в Копенгаген изучать медицину, но потом, так и не став врачом, занялся пением. Позже он поступил в школу актерского мастерства и в итоге сделался кинорежиссером[1184]. Так как изначально он собирался стать врачом, пожалуй, вполне ожидаемо, что в его «Ведьмах» отразились медицинские теории школы Шарко, касавшиеся истерии и ведьм. На двух вставках с интертитрами упоминалась работа Реньяра, а в самом начале сообщалось, что перечень важнейших использованных источников приводится в программной брошюре, выпущенной к фильму. Сверившись с этой брошюрой, мы обнаружили, что главное место в этом списке занимает Шарко[1185]. Однако первой искрой вдохновения послужил ему другой, более старинный источник. В 1914 году, когда Кристенсен находился в Берлине, ему на глаза попался «Молот ведьм». А позже, во время той же самой поездки, в его руках оказалась и «Ведьма» Мишле. Погрузившись на два с половиной года в изучение истории колдовства, Кристенсен набрел и на сочинения Шарко и его приверженцев. Первоначально Кристенсен собирался привлечь к воплощению своего замысла непосредственно медиков-исследователей, но, по его собственным словам, те не пожелали «марать» свою репутацию участием в таком «постыдном» деле, как кино[1186]. С финансированием поначалу тоже возникли сложности. Ни одна датская компания не захотела давать деньги на этот проект, зато на это отважилась фирма Svensk filmindustri (SF) в Швеции (потому фильм и вышел под шведским названием), и в результате появился на свет самый дорогой немой фильм, когда-либо снимавшийся в Скандинавии[1187]. Сам Кристенсен сыграл дьявола. На роль одной из ведьм он пригласил набожную 78-летнюю торговку цветами, потому что подумал, что ее неподдельный страх перед Сатаной поможет создать нужную атмосферу на съемочной площадке. Актрисам пришлось выполнить немало предосудительных действий: например, они плевали на изображение Христа и ритуально целовали Сатану в зад. Поскольку режиссер принимал объяснительную модель Шарко, он сознательно побуждал актеров и актрис разыгрывать истерические припадки, чтобы придать картине больше правдоподобия. Как сообщал позже сам Кристенсен, одним из приемов, к которым он прибегал для достижения этой цели, была ночная съемка: «Фильм рассказывает об истерии и о темной стороне человеческой природы, а днем, пока светит солнце, невозможно вызвать в актерах требуемые чувства»[1188].

Цензура была ошарашена этой странной кинокартиной и не знала, как быть. В Швеции дело кончилось тем, что на помощь цензорам позвали двух неврологов, чтобы решить дальнейшую судьбу фильма. После некоторых размышлений и в Швеции, и в Дании цензоры одобрили «Ведьму» для кинопоказа[1189]. Однако в датских газетах некоторые обозреватели выражали серьезную озабоченность тем, что этот фильм может увидеть молодежь, и требовали немедленно прекратить его показы[1190]. Зато некоторые врачи, напротив, давали фильму высокие оценки: профессор Йохансен уверенно высказался в его защиту, а Вигго Кристиансен, профессор медицины, очень хвалил его за психологическую достоверность[1191]. Эта поддержка не осталась незамеченной — о ней особо написали в шведском программном буклете, выпущенном к фильму, там даже приводились слова профессора Кристиансена, объявившего фильм «совершенно точным с научной точки зрения»[1192]. Еще в этой брошюре, где делаются явные попытки как-то подкрепить «научные» одобрительные отзывы о фильме, специально написано о первоначальном намерении кинорежиссера изучать медицину и о том, что в своей работе он опирался на такие первоисточники, как «Молот ведьм», а также на сочинения доктора Шарко[1193]. Похоже, эти положительные отклики представителей науки помогли несколько сгладить эффект негативных отзывов в Скандинавии. Во Франции, где фильм впервые показали в 1926 году, реакция возмущенных моралистов оказалась куда жестче. Рядом с кинотеатром, где состоялась премьера, восемь тысяч католичек устроили митинг против показа «Ведьм». Зато парижским сюрреалистам картина очень понравилась. Двумя годами ранее фильм успешно демонстрировался в Германии, но там кинозрителям показали урезанный вариант: результатом длительных переговоров между режиссером и группами местных католиков стал компромисс. В США же фильм сочли неподходящим для публичного показа, но потом, приблизительно между 1929 и 1932 годами, в прокате все-таки появилась урезанная копия ленты[1194].