И поняла молчанье Метерлинка

И окунула душу

В д’ Аннунцио сверкающие краски.

Достаточно лишь упомянуть о сатанизме в XIX веке — и многие люди вспоминают в первую очередь о поэтах-декадентах, которые восхваляли в стихах дьявола. Понятие о декаденте как о типичном сатанисте было широко распространено еще при жизни этих поэтов — как и представление о мнимой связи между декадансом (как художественно-литературным направлением и как контркультурным образом жизни) и роковыми женщинами, реальными или вымышленными. В этой главе пойдет речь о декадентских трактовках Сатаны (и просатанических, и нет) и о том, как они смыкались с демоническими женщинами, фигурировавшими в этом жанре. Однако для понимания нашей темы декаданс важен и в более широком смысле.

Уже давно считается трюизмом, что «основной прием декаданса — переворачивание всего на свете», и ни один текст не иллюстрирует этого высказывания нагляднее, чем роман Ж.-К. Гюисманса «Наоборот» (1884) — этот «требник декаданса», как метко окрестил его влиятельный поэт и критик Артур Саймонс (1865–1945). По словам Барбары Спакман, он становится «на культурно обесцененную сторону в ряде знакомых оппозиций: женское — мужское, вырождение — эволюция, упадок — прогресс, болезнь — здоровье, ухищрение — природа, ложное — истинное, извращение — норма»[1203]. Ввиду этой своей главной тактики — переворачивания, контрпрочтения и ниспровержения гегемонических символов, ценностей и понятий — декадентский жанр обретает огромное значение для надлежащей контекстуализации герменевтики инфернального феминизма. Контргегемонические и феминистские интерпретации мотива женщины как избранницы дьявола следует рассматривать в рамках более широкой тенденции — в которой декадентство играло важнейшую роль. Можно сказать, что декаденты еще радикальнее подошли к переработке мифологических мотивов, чем ранее романтики, и превратили это «антагонистическое» отношение к символическим и семантическим системам в почти всеохватное мировоззрение. Кроме того, всестороннее знакомство с декадентством необходимо здесь еще и потому, что некоторые из важнейших текстов-первоисточников, о которых в нашей работе пойдет речь дальше, принадлежат именно к этому жанру, и понять их можно лишь на этом фоне.

«Я подобрал его как боевой клич»: орбита декадентства — от атрибуции до самоидентификации

«Я подобрал его как боевой клич»: орбита декадентства — от атрибуции до самоидентификации

Согласно наиболее распространенной версии, эпитет «декадентская», или «упадочная», по отношению к литературе был впервые употреблен в предисловии Теофиля Готье к выпущенному в 1868 году изданию «Цветов зла» Бодлера[1204]. Однако в действительности прилагательное «декадентский» применительно к определенной форме литературы встречалось в печати задолго до этого — например, в предисловии к «Фантастическим рассказам» (1850) Шарля Нодье[1205]. Использовал это слово и сам Бодлер (в одном очерке 1857 года) — для характеристики (причем положительной) произведений Эдгара Аллана По. Исследователи датировали появление этого слова во французском эстетическом дискурсе еще более ранним временем: в 1834 году его употребил критик Дезире Низар в книге «Этюды о нравах и критика латинских поэтов декаданса»[1206]. В ней консерватор Низар обрушивался с нападками на литературу романтизма, в особенности же на Виктора Гюго, называя их «упадочными» (décadent) и подчеркивая их мнимое сходство с произведениями латинских авторов эпохи поздней Римской империи, которые он оценивал весьма низко[1207]. В итоге это слово — уже в качестве дерзкого самоопределения — подхватили те самые литературные деятели, которых пытались им шельмовать, причем многие из них считали себя в некотором смысле наследниками и продолжателями Бодлера[1208]. В одном газетном интервью скандальный авангардный поэт Поль Верлен (1844–1896) объяснил это так: «В нас швыряли этот эпитет как оскорбление — я же подхватил его как боевой клич»[1209]. В другой раз он заявил: «Я люблю слово „декаданс“, оно все переливается пурпуром и золотом», а потом пояснил: «За этим словом стоят… утонченные мысли о высших формах цивилизации, высокая литературная культура, душа, способная испытывать острые наслаждения»[1210].