Как ни смешно, милорд, но моя повесть осталась в вашем макбуке и поныне. Небольшая папка «Джеймс»: набор фотографий плюс слюнявый, никуда не годный текст. У меня не было времени все это уничтожить.
Я пытался написать хэппи-энд, милорд. Я пытался осчастливить тех, кто в совместном счастье не нуждался. Даже странно, что я, психиатр со стажем, мог настолько потерять рассудок, чтобы поверить в само понятие «счастливого конца», в это дурацкое «долго и счастливо». Вспомните сейчас «Александру», откройте свой бесценный мак и прочтите, прочтите, черт возьми, мое позорище, мою дурацкую повесть, посмейтесь, пока у вас есть время смеяться.
Дня за два до прибытия в порт в мою каюту постучал капитан. До ленча было далеко, яхта шла достаточно спокойно, почти не качало, так что я наслаждался жизнью с книгой в руках и потому приветствовал капитана с самым благожелательным видом.
Однако отважный моряк был обеспокоен и причину своего беспокойства не замедлил высказать сразу, с порога, без всяких обиняков.
– Простите за вторжение, доктор Патерсон, но мне кажется, вам лучше сейчас побыть с милордом. В вашем обществе он легко перенес путешествие, ни разу не сорвался, напротив, шутил, был весел и, извините, адекватен. Тем меньше причин оставлять его наедине с мрачными мыслями именно сегодня. Прошу, не задавайте мне вопросов, доктор Патерсон, я и так сказал больше, чем имел право сказать. Просто найдите милорда и… И постарайтесь не допустить депрессии. Извините, сэр.
Он щелкнул каблуками, поднеся руку к фуражке, и скрылся за дверью, а я какое-то время тупо пялился в стену, пытаясь то ли понять, то ли вспомнить что-то важное, и, черт возьми, действительно вспомнил, я ведь и Харли обещал приглядывать за Куртом! Как это он говорил? Вроде «в эти проклятые сентябрьские дни»? А еще «один над пучиной»? Или не так?
Недоумевая и уже волнуясь, я слез с койки, оделся и отправился на поиски Мак-Феникса.
В каюте его не было. На палубе тоже. И в машинном отделении, и на мачтах, и на бушприте, и в кают-компании.
Я разволновался не на шутку, проверил туалеты, прошу прощения, гальюны, какие были на судне, потом еще раз каюты, мою, его, сунулся в кубрик, потом к коку, в кладовую, я метался по яхте, пока не понял, где он. И не обозвал себя ослом.
Пассажирских кают было четыре. Две занимали мы с Куртом; еще одна пустовала, но была открыта, и мы скидывали туда всякий хлам, приобретенный в ходе путешествия. А вот последняя каюта меня интриговала, поскольку всегда была заперта на ключ; я даже думал, что взбреди в голову Мак-Феникса вывезти Роберта за границу, лучшего убежища ему не сыскать, то-то Роб не провожал нас в дальнюю дорогу!