В машине – бесцветном «Опеле» гробовщиков – Курт молча пялился в окно. Я не мешал, я понимал, что ему нужно осмыслить услышанное, да и потом он впервые видит окрестный пейзаж с этого ракурса, пусть наслаждается, если может.
Мы ехали в Стоун-хаус по настоятельной рекомендации Диксона: Курт должен был оставить меня на недельку у моря «подлечить нервы», и продолжить усиленно заниматься под руководством своего нового врача. Я передал профессору все официальные полномочия и чувствовал себя неуютно, словно скинул пальто посреди метели: кем я стал теперь для Мак-Феникса? Я был нужен ему как психиатр и не справился; с моей помощью он вышел на специалиста экстра-класса, готового помочь, увы, я хорошо знал, что происходит с пешками, отыгравшими свою роль в партии. У меня было чувство, что меня съели, съели на самом краешке доски, в одном рывке от заветной цели, и я не знал, что делать дальше, куда идти, как себя вести, я…
– Хей, парень, ты что? – тихо спросил Курт. – Иди-ка сюда!
Он потянул меня за руку, прижал к себе, обнял и поцеловал в висок:
– Что ты опять придумал? Решил сбежать от психопата?
Я помотал головой и признался:
– Я больше не твой врач, милорд, и мне не по себе.
– Потому что я психопат?
– Потому что ты идиот! – фыркнул я. – У тебя теперь новый психиатр, новый представитель в суде. Я вроде как и не нужен.
– То есть мне проваливать и трахать твоего профессора? – делано возмутился Мак-Феникс. – Седого старичка без зубов? – Я засмеялся, представив эту жуткую картинку, а Курт, извернувшись, посмотрел мне в глаза и спросил: – А я был нужен тебе только как пациент?
– Пингвин, ты бредишь!
– Первый начал. Пингвин-психопат… Звучит угрожающе.
Мы помолчали.
– Мне отчего-то совсем не страшно от такой перспективы, Джеймс, – неожиданно признался лорд. – Голова у того парня была в полном порядке.
– Кроме участков мозга, ответственных за эмоции.
– Эмоции – лишнее бремя, док, мне они только мешают. И я не понимаю, действительно не понимаю, что так пугает вас. Все психопаты – обязательно убийцы?
– Рано или поздно – да. Так или иначе. Этой грани для них не существует.
– Черт! – он замкнулся и снова принялся глядеть в окно, не выпуская меня из объятий.
Мы ехали медленно и осторожно, соблюдая все правила, покорно простаивая на перекрестках и не пытаясь по газону обойти наметившуюся пробку. Я пригрелся в руках Курта и задремал, а вскоре почувствовал, что и он склоняет голову мне на макушку. От этого стало немного легче, и я потерся щекой о его плечо, прежде чем уснуть. Не надо отчаиваться, – сказал я сам себе, – не время сдаваться. Сдавшийся всегда неправ, и я не хотел быть неправым, я слишком любил его, чтоб отступить, не попытавшись еще раз.