Светлый фон

 

…Но убивают все любимых…

 

Проснулся я оттого, что Курт Мак-Феникс гладил меня по щеке, легонько, большим пальцем, и скорее боялся потревожить, чем стремился разбудить, просто не смог удержаться от этой нехитрой ласки.

– Где мы, Курт? – хриплым спросонья голосом спросил я: было темно и, пожалуй, душновато, и тихо, точно нас замуровали в склепе, чтоб уж наверняка умерли в один день.

Впрочем, вот так, в его объятьях, было совсем не страшно умирать.

– В гараже, – Курт тихо рассмеялся и потерся щекой о мой лоб. – Мои адские хранители, наконец, добрались до Стоун-хауса, поставили машину в гараж, разгрузили багажник. Ну вот, собственно, мы в машине, машина в гараже.

Он протянул руку и включил свет.

– Почему ты не разбудил меня, Курт?

– Не хотел, – он слегка дернул затекшим плечом. – От меня не убудет поработать подушкой.

Я осторожно высвободился из-под его руки и покрутил шеей, потянулся, захрустел позвоночником.

– И массаж я делаю мастерски, – выгнул бровь Мак-Феникс.

– Как и все, что можно сделать руками, – улыбнулся я. – Шею мне вправь! Можешь?

– Мозги бы тебе вправить! – мечтательно сообщил он, и в тот же миг сильные пальцы слегка сжали мне горло: – Не страшно? – замогильным голосом спросил Курт.

Страшно не было, было смешно, хотя ему хватило бы и краткого рывка:

– Э, Мак-Феникс, руки! – засмеялся я. – Руки с горла!

– Сам попросил шею вправить, – проворчал Курт. – Расслабься, Джеймс.

Меня передернуло от этого «Расслабься, Джеймс», так долго мучившего ночами, я мысленно выругался, но постарался выполнить просьбу. И в тот же миг что-то ощутимо хрустнуло, голова качнулась вперед, назад, потом ее попытались оторвать, потянув к потолку «Опеля», но когда, наконец, отпустили, от боли не осталось и следа. Я вздохнул с облегчением, откинувшись обратно к Курту, а он стянул с меня кардиган и взялся за рубашку; лишь оказавшись обнаженным по пояс, я спохватился, что мы в чужой машине, и зашипел:

– Что творишь?!

– Помолчи! – приказал Курт, перехватил меня за талию, сажая к себе на колени, ткнул лбом в кресло водителя и принялся бережно, но сильно массировать спину. Массаж он делал так, что перехватывало дыхание; возможно, во рту у меня пересохло и по другим причинам, я всей задницей чувствовал его вставший член, так, что ныло в паху, и меня мутило от многочисленных препятствий между нами. Я хотел его до безумия, я все не мог насытиться им, мне это было нужно, жизненно необходимо сейчас, раздеть его, прижаться каждой клеткой, почувствовать его внутри, осознать, что он мой, только мой, и психиатрия тут не причем, и проклятой Марии Стюарт больше нет в его голове. Но не в машине же!