Я выпустил струю дыма ему в лицо:

– А ты бы распробовал? Ты мне в ту ночь передышки не давал, вставлял и вставлял, мне, дрянь такая, больно было, впору застрелиться. И вот теперь я должен с тобой церемониться?

Курт ухмыльнулся достаточно мерзко:

– Что ж, валяй, Патерсон, продавливай. Только готовься к длительному воздержанию.

Он перехватил мою руку, поднес к губам и затянулся сигаретой, зажатой в моих пальцах, вывернув мне кисть. Я даже зашипел от боли.

– Что, Джеймс, решил поквитаться? Я должен тебе ночь? Хорошо, я верну тебе ночь. Но не более. Ты, правда, хочешь отражения той ночи?

Я осторожно вынул кисть из его крепких пальцев, бросил сигарету в камин, положил руку ему на затылок, притянул к себе, поцеловал. Целовался он охотно, также горячо и жадно, я зажмурился, на миг прерывая контакт, потому что нужно было хоть как-то дышать, и запустил пальцы ему в волосы, провел ладонью по шее, груди, скользнул на бедро. Курт застонал мне в рот, когда я коснулся его крайней плоти, черт знает, откуда бралось во мне знание, что так я получу его вернее любых уговоров; потом и сам я скользнул пониже, к его бедрам, прижался щекой к животу и не сдержался, поцеловал его член, доставлявший мне такое удовольствие, такой кайф, что и сейчас внутри все сжималось при мысли, что можно по очереди, брать и отдавать, никаких долгов и выплат, все сразу, честный обмен, провел дразнящим языком, а Курт приподнялся на локтях и смотрел на меня дикими глазами, мигом растеряв свое холодное пренебрежение.

– Возьми, – приказал он, и я послушно взял в рот, так глубоко, как смог, сжал губами, ошалело подумал, как странно, я пропускаю его в горло, все глубже, и мне от этого хорошо настолько, что затягивает в омут собственного оргазма. Курт дотянулся до меня и, ухватив за волосы, заставил взглянуть на него, почти выпуская член изо рта; картинка была, видимо, та еще, и его перекосило от страсти, он смог лишь прошептать:

– Меня возьми, придурок…

Я показал ему комбинацию из пальцев и продолжил, так, что его выгнуло дугой, он дернул бедрами, пытаясь загнать мне глубже в горло и кончил, сотрясаясь мелкой дрожью, с глухим протяжным стоном, всхлипом, и я, глотая его сперму, кончил следом.

– Блядь, – тихо сказал Курт, когда я отвалился от него, переводя дыхание. – Блядь.

Он очень редко матерился, в крайнем случае, ругался по-немецки, и потому сейчас простой доходчивый мат показался мне высшей наградой за труды.

– Что же ты творишь, Джеймс?

– Беру тебя целиком, как есть, и мне это нравится, – честно и жестко ответил я. И он сам потянулся ко мне, целуя в губы, проникая языком, ловя привкус своего оргазма и дурея от этого привкуса.