– Черт, осторожней, маньяк, спиной-то я приложился! И голова болит. Помоги мне встать, только не дергай.

Он поднял меня на ноги, расстегнул на мне куртку, вытряхивая из-за ворота комья снега, деловито прощупал позвоночник, забравшись ледяными руками под свитер, заставил пару раз присесть и, наконец, вздохнул, тесно прижавшись к моей спине:

– Нормально вроде, док, жить будешь, – и рассмеялся от облегчения: – Фрирайдер хренов!

Я кое-как развернулся и обнял его за шею.

– Хей! – закричала сверху Бренда. – Парни, где вы там! Вы живы?

Вскоре она показалась из-за деревьев, легкая, проворная, она всегда преображалась на лыжах, словно попадала в невесомость и теряла лишний вес. Увидев, что мы обнимаемся, она закантовалась неподалеку и посмотрела с укором:

– Ну что, другого места не нашли? Мудаки! – достав из-за пояса рацию, моя наставница дала отбой спасательным службам. Пока она общалась, объясняя, что все в порядке, Курт не смог устоять: лукаво улыбнувшись, он стал меня целовать, чувственно, страстно, и бедная Бренда смотрела во все глаза на эти показательные выступления. Потом отвернулась.

– Подъем осилите? – голос ее звучал глухо и дрожал.

– Осилим спуск, – ответил за двоих Мак-Феникс, он тоже чуть хрипел, от возбуждения.

– В смысле «спуск»? – изумленно обернулась инструктор.

– Бренда, дорогая, раз уж Джеймс вкусил опасностей фрирайда, давай его тренировать. Какой смысл откладывать?

– Он не готов!

– Готов!

– Нет, не готов! Я его тренер, милорд, и я вам запрещаю!

И они оба уставились на меня, с единодушным требованием поддержки в глупом споре.

«Бренда, Бренда, – с легкой светлой грустью подумал я, – посмотрю я на человека, что сможет запретить Мак-Фениксу что-либо!»

Мне было страшно, действительно страшно, я только что испытал стресс, едва уцелел, мечтал забиться под одеяло и поспать, приняв лекарство, а мне снова предлагалось сыграть в рулетку с судьбой. Но с другой стороны, рассуждая здраво, как врач, я отчетливо видел необходимость второй попытки, потихоньку, под присмотром и контролем, но сейчас, сразу, как гимнастов заставляют снова шагать по канату, с которого они сорвались, и прыгать, и делать сальто, але, доктор Патерсон, вниз по склону, иначе страх завладеет твоим существом, и завтра ты не сделаешь ни шагу. Я молчал, глядя себе под ноги, мысленно осматривая собственное тело, проверяя его готовность к новому старту, болела спина и голова, но в целом было терпимо. Бренда приняла мое молчание за растерянность и ужас, за полное согласие с ее заботой, подъехала, взяла меня за руку и сказала: