– Давай выбираться наверх, Джеймс, придется потрудиться, но в сущности это не сложно.

– Не сложно, Бренда, да, спасибо. Надеюсь, ты справишься без нас?

Я смотрел на Курта, и Курт улыбался мне ободряющей улыбкой; он не сомневался в моем решении, не потому, что оно всегда совпадало с его собственным, потому, что верил в меня, верил в то, что не отступлюсь, не сдамся. Сдавшийся всегда неправ.

– Ты извини, Бренда, но я иду вниз. Мне страшно, но мне надо это закрепить.

Она растеряно посмотрела на меня, с такой мукой, что стало ее жаль, потом тихо спросила:

– А если он предложит тебе прыгнуть с обрыва, ты прыгнешь?

– Нет, – белозубо осклабился Курт. – Не прыгнет, я предлагал.

– Джеймс! – снова воззвала она к потерянному где-то разуму. – Джеймс, я понимаю, ты его любишь, но так нельзя!

Мы обменялись с Куртом краткими взглядами и развернулись к Бренде, Курт с холодным любопытством, граничащим с яростью, я откровенно зло, ибо кто ее тянул за язык с дурацкими выводами. Оба мы были страшно, по-английски недовольны столь бесцеремонным вмешательством в нашу личную жизнь, прикосновением к вопросу, которого сами боялись коснуться, и бедная Бренда прочла это в наших глазах, и вскинула руки в попытке заслониться, и сразу согласилась со всеми безумными планами.

Я сумел спуститься с горы по лесной целине, ничего себе не сломав. Сначала медленно, следуя за Куртом, слушаясь его советов, потом чуть быстрее. Я упал всего два раза, натыкаясь на неровности лесного рельефа, на какие-то глупые корни или кусты, но Курт заверил, что во мне разовьется нужное чувство «местности». Обязательно. На мой вкус, в итоге у меня получилось неплохо, имело смысл немного собой погордиться.

Когда Бренда, смирившаяся, но по-прежнему недовольная, покинула нас, спеша отчитаться перед спасательной службой, Курт спросил, задумчиво глядя ей вслед:

– Ты сказал ей, что любишь меня, Патерсон?

– Я сказал ей, что ты мой любовник, Мак-Феникс.

Курт хмыкнул и повернулся ко мне:

– Как я ошибся в ней, а, Джеймс? Казалось, взрослый человек без заморочек и иллюзий, и вот сюрприз. Такая романтичная девочка!

Больше мы о любви не говорили.

Наш новогодний отпуск подошел к концу катастрофически быстро, но я все-таки слетал с Куртом наверх, едва на пару часов открыли небо, на сравнительно простую трассу, и прошел ее бок обок с Мак-Фениксом. Только оказавшись там, под самым солнцем, капризным и по-зимнему неприветливым, на снежной ослепительной целине, утопая лыжами в пушистом ковре, я понял, что фрирайд – наркотик, и меня будет тянуть сюда снова и снова, и целый год я буду ждать с маниакальной дрожью, и питаться воспоминаниями, и мечтать, мечтать о дикой, свежей пудре Чугача.