На что я рассчитывал, жалкий глупец? На то, что ради меня, прекрасного и неповторимого, Курт отречется от возможности все обрести единым махом? На что, черт возьми, я надеялся в дальнейшем? На какую совместную жизнь, дьявол, на какую любовь? Не смеющую назвать самое себя?

Незавидная роль тайного любовника, Джеймс Патерсон, вот твой удел, вот твой предел даже в случае победы, в случае намека на ответное чувство. Ты ведь не сядешь за стол с приглашенными на охоту наследными принцами? Да их венценосная бабушка сожрет твоего лорда с потрохами за единую мысль о подобном разврате, и потому тебя станут запирать в подвале. Обнародовать наши отношения не удастся, как не удалось это Велли и Дону, но они-то хоть равны! Они могут посещать одни и те же приемы, сидеть на банкетах за одним столом и беседовать, у них масса общих знакомых!

А я и Курт? Король и лекарь, Господи, помилуй, размечтался, доктор Патерсон, взлетел под небеса, глупый пингвин, падай теперь, падай, разбивайся о реальность.

Да и какие у вас отношения, Джеймс, опомнись! Ты врач, он пациент, он зависит от твоего диагноза, вон как засуетился, едва услышал про больницу. Ты хорошо его подготовил, он стал психически устойчив и не сорвется на пустяках, осталось подтвердить его нормальность.

А дальше что? «Пошел вон, Патерсон!»?

Старая добрая Англия, во все времена не прощавшая мезальянсы.

Кого здесь интересует моя любовь?

Я сидел за столом неподалеку от Макфота, ел осетрину и глаз не мог оторвать от Мак-Феникса.

Курт, естественно, занимал место за главным столом, рядом с виновником торжества и его матерью, вдовствующей герцогиней, а также наиболее значимыми представителями клана. Судя по его скучающему взгляду, иногда прорывавшему завесу доброжелательного интереса, не слишком ему нравилась компания, однако этикет принуждал терпеть и беседовать.

Он терпел. И беседовал.

Иногда взгляд Мак-Феникса встречался с моим, и тогда глаза его светлели. Однажды его губы шевельнулись, и я явственно прочел далекое «Пингвин!», предназначенное одному лишь мне.

«Сам пингвин!» – ответил я одними губами и склонился над осетром, пряча улыбку.

Я был зол на него, я мечтал отыграться за его глупую выходку, но я его любил больше жизни и уже привык не обращать внимания на дурное настроение лорда.

Простой обмен ударами. Он предложил себя в качестве платы за содействие, я назвал его шлюхой. Он в ответ соврал (видит Бог, соврал!) про Алиеску, подобно мне вычислив незащищенное место. Другое дело, что, судя по результату, стоило выдержать тон, пусть побегает, сволочь, пусть постарается. За все нужно платить, Курт Мак-Феникс, за грязные слова отольется сторицей. Будешь, черт возьми, думать, что говоришь и кому!