И – началось…

Не успел купец отбыть в очередную поездку по торговым делам, а мачеха буквально сорвалась с цепи. Теперь уже на пощечины и зуботычины счет даже не шел. Теперь мачеха не расставалась с бамбуковой тростью в серебряных накладках, которую заказала себе когда-то для пущей изысканности. Вот трость и пригодилась. И даже крики и мольбы родного сына уже не могли ее остановить.

Кое-как ценой подбитого глаза или расквашенных губ это удавалось Кунице. Она попросту обхватывала осатанелую женщину поперек и держала, покуда та не уймется. И вовсе не потому, чтобы она вдруг возлюбила несчастного пасынка – о нет! Госпоже своей Куница служила, еще когда та сама была ребенком, в дом купца пришла вместе с ней и предана была ей безраздельно. Весеннего Листа она ненавидела едва ли не больше, чем Бирюзовый Браслет. Сжить пасынка со свету – милое дело, так ему и надо. Вот только действовать надо с умом. Ведь ежели до смертоубийства дойдет, госпоже прямая дорога в тюрьму, а то и вовсе… нет, даже и подумать страшно. А если и не дойдет – вот вернется купец, вот понарасскажут ему, как его жена пасынка избивала смертным боем – в лучшем случае госпожа отделается разводом. И куда ей потом деваться? Назад, к родителям? Да они ее ни за что не примут обратно – с таким позором. А ведь это ее госпожа, ее девочка. Пусть и дура, пусть и злая дура – все равно ее девочка.

И Куница старалась удерживать госпожу – ради ее же блага.

Но в тот страшный день удержать ее не мог никто и ничто.

Пасынка она избивала до помутнения в рассудке, а потом оттащила за шиворот в кладовку – откуда только и силы взялись? – и заперла. Только к вечеру мальчик более или менее пришел в себя.

А когда стемнело, в замке тяжело провернулся ключ, и детские руки с натугой отворили дверь.

Ключ Огонек стащил у Куницы – при полном ее попустительстве. Конечно, она понимала, что он собирается выпустить брата. Оно и к лучшему. И госпоже за его смерть отвечать не придется, и дома пащенок после таких побоев едва ли останется, а это и вовсе хорошо. Хочет убраться из дому – пусть убирается. Пропадет? Туда ему и дорога. И никто не будет в ответе.

Вот чего домоправительница никак не могла знать – так это того, что у Огонька имелось на сей счет свое мнение.

– Идти можешь? – спросил он старшего брата.

– Не знаю… – Весенний Лист пытался не застонать, чтобы не напугать Огонька еще сильнее. – Наверное…

– Тогда пошли. Нельзя здесь оставаться. Прибьет она тебя.

С этим Весенний Лист спорить не мог.

Опираясь на плечо младшего брата, он кое-как заковылял прочь. И лишь когда они вдвоем уже порядочно отошли от дома, он сообразил, что Огонек идет вместе с ним.