– А прикрыться-то не судьба? – Спросил отрывисто. – Тут, вообще-то, девушка живет. Красуешься? – И получил в ответ спокойный и чуть насмешливый взгляд. Вовремя вспомнил, как брат говорил, что Ганс – немой. Прикусил губу. Еще и страдалец! А женщины, между прочим, страдальцев любят. За ним самим, раненым, в Англии, ухаживала одна графиня… И дамы ее свиты… «И какого черта ты сравниваешь Марию с той графиней! – Рассердился он на себя. – Они и рядом не стояли!». «А жаль…» – вздохнуло что-то внутри. Ганс уже седлал Красавицу, которая тихонько заржала, приветствуя знакомого жеребца, который скосил на кобылу огненный глаз и зафыркал, картинно выгибая шею. Гарет спиной ощутил, что Мария уже здесь, но, как мальчишка, делал вид, будто занят флиртующим конем, пока не услышал ее голос. Обернулся…

Нет, его сердце точно, этого не вынесет. Мария надела подаренное Гэбриэлом эльфийское платье из серо-голубого шелка с белой отделкой, и простую соломенную шляпку от солнца, из-под широких полей которой ее глаза сияли, словно звезды, мягким, влажным сиянием, какое излучают звезды с весеннего вечернего неба. Придерживая рукой подол, как учили ее Гэбриэл и Тильда, Мария улыбнулась ему застенчиво, и Гарет загляделся на ее сочные, красные, полные губы, на краешки белых зубов, и вновь забыл дышать. Домашнее голубое платье очень ей шло, но это!.. Лиф платья так подчеркнул совершенство плеч и груди, что на нее больно было смотреть. Тем более, что грудь ее из-за беременности стала такой соблазнительной, такой… Гарет, как и брат, особенно обожавший эту часть женского тела, просто онемел. Мысленно шарахнувшись от своих мыслей и непрошенных фантазий, он протянул ей руку:

– Здравствуй, Тополёк. Готова?

– Тополек? – Удивилась Мария.

– Твое эльфийское имя – Гуэнда, Серебристый Тополь. Хотя ты, скорее, Золотистый Тополь. Тебе не нравится?

– Нравится. – Призналась Мария, чуть розовея. – Это так красиво звучит. Особенно как вы это говорите… – Закончила чуть слышно, краснея сильнее. Гарет мельком поймал на себе тяжелый взгляд Ганса. Не доверяет? Или ревнует?.. К черту! И все-таки Гарет не мог не следить ревнивым взглядом: не смотрит ли Мария на Ганса, не любуется ли его торсом… гада бесстыжего?! – но ничего не заметил. Знал бы он, сколько обнаженного тела в свое время окружало девушку! Мария просто не обращала на это внимания. Все полукровки в Приюте и в страже были красивы, Ганс на их фоне был обычным для нее.

Подсадив девушку в седло и с наслаждением вдохнув ее запах, Гарет вскочил в седло сам и поехал по тропе, шагом – по просьбе Марии, которая еще не умела как следует ездить верхом. По дороге она рассказывала ему, что сшила фартук, первую свою самостоятельную обновку, и о, чудо – Гарет, который с трудом дослушивал своих любовниц, что бы они ему ни рассказывали, здесь слушал с искренним интересом, и так же искренне похвалил Марию. Не без озорства, правда, слегка подначив ее, но Мария, как оказалось, тонко чувствовала юмор и только весело рассмеялась, тут же и покраснев от смущения, и так мило смешавшись! Гарет и сам того не замечал, но, общаясь с Марией, он неожиданно для самого себя стал на какое-то время не герцогом, не Хлорингом, не рыцарем и даже не старшим братом, а просто Гаретом, просто – самим собой. Кони их неспешно ступали по брусчатке, голова к голове, а они разговаривали. Никто не поверил бы, наверное, что Гарет Хлоринг может с кем-то, кроме брата, так свободно, искренне и запросто болтать, слушать такие мелочи, со стороны, наверное, наивные и ничего не значащие – но он понимал, как много это значит для девушки, прожившей жизнь, подобную той, что досталась Марии.