Резинистая рука сжималась все плотнее. Она была толще, чем ноги Киры, и намного сильнее. Кира приказала «скинсьюту» затвердеть (или он сделал это по собственной воле), но и сквозь этот защитный покров чувствовала нарастающее давление: медуза пыталась ее сокрушить.

[[Кфар: Умри, двуформа! Умри!]]

Кира захлебывалась кашлем, и при каждом ее выдохе щупальце сжималось еще туже, мешая ей вдохнуть. Кира извивалась в отчаянных попытках высвободиться, но тщетно. Страшная уверенность охватила ее: это смерть. Она обречена. Медуза убьет ее и вернет Кроткий Клинок своему народу, а с Кирой будет покончено навеки. Ужасная мысль.

Алые искры заплясали перед глазами, Кира балансировала на грани обморока. Мысленно она взмолилась к Кроткому Клинку: «Сделай же что-нибудь, хоть как-то помоги! Ну же!»

Но ее мысли вроде бы никак не подействовали на «скинсьют», а давление возрастало, и Кира уже чувствовала, что кости вот-вот треснут, инопланетянин превратит ее тело в кровавое месиво. Она застонала, и со стоном последний глоток воздуха вышел из ее сдавленных легких. Фейерверк перед глазами померк, ушло и отчаяние, и потребность сопротивляться. Тепло наполнило ее, утешительное тепло, и все, что волновало Киру прежде, утратило значение. И о чем она так переживала?

Она парила перед фрактальным узором, синим, темным, вырезанным на поверхности обелиска. Узор был слишком сложен, чтобы его постичь, и он менялся на глазах, границы мерцали, сдвигаясь, они росли и развивались, подчиняясь некой неведомой логике. Зрение ее превосходило человеческое: она различала силовые линии, излучаемые бесконечно длинной границей, – вспышки электромагнитных разрядов, свидетельствующие о мощных выбросах энергии.

И Кира знала: этому узору служил Кроткий Клинок. Служил ему или был им, и Кира понимала: в этот узор заложен вопрос, выбор, соприродный самой сути Кроткого Клинка. Должна ли она следовать этому узору? Или пренебречь им и высечь новые линии – собственные линии, – изменив фрактальный алгоритм?