— Он и правда такой хороший воин, как говорят? — спросила я и тяжело сглотнула.

— Выдающийся, — подтвердил стязатель. — Лучший из всех. Но ещё он политик. И он не позволил бы себе выиграть дуэль у хьёль-амира. И не позволил бы отказаться от короны. Кирмос лин де Блайт предан Квертинду, как никто другой. Но сейчас на арене будет не наместник Полуострова Змеи и не Чёрный Консул. Там будет твой ментор. И это самое важное.

«Что бы ни случилось, помни, что ты моя мейлори.» Я шлепнула ладонью по чёрному пауку. А потом со злостью заскребла по нему ногтями, пытаясь стереть, содрать кожу, убрать то, что в одно мгновение из драгоценности превратилось в клеймо… Жорхе Вилейн поймал мою руку, останавливая самовредительство.

— Ты должна быть в бестиатриуме, — он старался смягчить приказной тон, но не получилось. — Твоё присутствие поможет ему победить. Ему сейчас очень нужна поддержка. Это единственное, что у него осталось.

Я отрицательно замотала головой и подняла глаза наверх. К потолку. В нефритовой люстре не горели свечи, но это было к лучшему. Никто не увидит, как блестят мои глаза. Вспоминать Джера, говорить о нём — всё равно что горлом бросаться на ножи. Смертельно и бессмысленно.

— Если он проиграет, — серьёзно и зло сказал стязатель. — Таххариец будет в своём праве. Он увезёт тебя, и жертва будет напрасной.

— А если выиграет? — нервно спросила я и заёрзала на лавке. — Что теперь будет с Квертиндом? И с мирным таххарийским соглашением? И с… С ним? Что будет с нами?

Втянула воздух — рывками, шумно. Будто захлебнулась своими вопросами. Мне так нужны были ответы! Ведь даже боль и лишения пугают гораздо меньше, чем неизвестность. Чем предательство…

Жорхе Вилейн помолчал, наблюдая, как медленно перемещается полоса алого света. Почесал щёку, посмотрел на свои перчатки.

— Я не знаю, — признался он.

Я бессильно откинулась назад.

В эту ночь мы должны были зажигать огни у статуи семи богов и загадывать новые желания, а не сдаваться неотвратимости рока. Неужели я всё ещё на что-то надеялась? Бесполезно. Сражаться с судьбой всё равно что играть против самой себя. Можно обмануть смерть, можно убежать от проблем и спрятаться от самой себя, но нельзя скрыться от любви. О, эта тварь ещё более живучая, чем надежда. Есть ли против неё оружие? Возможно ли ненавидеть так сильно, чтобы эта злоба вязким дёгтем вытеснила любовь?

Пара свечей до сих пор лежала в сумке. Я достала их и протянула одну Жорхе Вилейну.

— Это же для вашего ментора, — отказался он и отодвинулся.

— Уже нет, — мрачно ответила я, насильно сунула ему в руки свечу и встала. — Возьмите. Хотите — идёмте со мной загадывать желание. Хотите — можете её выкинуть. Мне всё равно.