По дороге ему чудился некий юный спутник, не одетый, в отличие от него, в прямое и длинное коричневое пальто и не мучимый похмельем, который то и дело тянул его за рукав, напоминая, что здесь он обычно переваливал через стену велосипед, когда возвращался тайными путями в Летний Домик к императору Фридриху Барбароссе, здесь упал однажды с дерева, там склонился с Доком, прислушиваясь к бормотанию невидимого сурка. Все это случилось некогда с кем-то, с этим настойчивым кем-то. Но не с Обероном... В должное время и в должном месте обнаружились серые каменные столбы, увенчанные серыми апельсинами. Он потянулся, чтобы тронуть щербатую поверхность, по-весеннему влажную и гладкую на ощупь. В конце подъездной аллеи ждали на крыльце его сестры.

Господи боже. Его возвращение не оказалось сюрпризом — не большим, чем отъезд. При этой мысли Оберон впервые осознал, что надеялся вернуться потихоньку, проскользнуть тайком, чтобы домашние не заметили его полуторагодового отсутствия. Что за глупость! И все же ему решительно не хотелось стать причиной суматохи. Но делать было нечего: пока он робко медлил у воротных столбов, его заметила Люси и начала подпрыгивать, махая рукой. Потянув за руку Лили, она побежала ему навстречу; Тейси, одетая в длинную юбку и старый твидовый жакет, повела себя более чинно и осталась у кресла павлиньей расцветки.

— Привет, привет, — небрежно произнес Оберон и внезапно осознал, какую являет собой картину: небритый, с налитыми кровью глазами, с магазинным пакетом, с городской грязью под ногтями и в волосах.

А Люси и Лили выглядели такими чистенькими и свежими, такими радостными, что он не знал, отшатнуться ли назад или броситься на колени и молить о прощении; и хотя они обняли его и, болтая в два голоса, забрали пакет, он знал, что мысли его прочитаны.

— Ни за что не догадаешься, кто к нам приходил, — начала Люси.

— Старая женщина, — ответил Оберон, радуясь тому, что хоть раз в жизни не совершил ошибку, — с седым пучком волос. Как мама? Как папа?

— Но кто она, тебе ни за что не догадаться, — подхватила Лили.

— Это она вам сказала, что я вернусь? Я ей этого не говорил.

— Нет. Но мы знали. Ну, угадывай.

— Она, — сообщила Люси, — наша родственница. Дальняя. Это выяснила Софи. Дело было давным-давно...

— В Англии, — продолжила Лили. — Помнишь про Оберона, в честь кого тебя назвали? Так вот, он был сыном Вайолет Брамбл Дринкуотер...

— Но не Джона Дринкуотера! Дитя любви...

— Как у вас только в голове умещается весь этот народ?

— Не в этом дело. Еще в Англии у Вайолет Брамбл был роман. До того, как она вышла за Джона. С неким Оливером Хоксквиллом.