Были ли там кресла, сиденья, высокий гардероб с платьями, которым позавидовала бы хозяйка любого замка? Наверняка были. Я даже помню, что успела скользнуть по ним взглядом. Я не переступала порога – стояла и смотрела, как до боли поразившая меня красота обращается в ничто. Открылись окна – шторы с них опали быстрее, чем опадают под жарким солнцем лепестки увядшего цветка.

Из этих окон внутрь хлынул свет (здесь плющ не заплетал проемов). В лучах заплясали тысячи пылинок. А потом… ничего, совсем ничего не осталось.

Нет, не так.

Посреди одного из солнечных пятен что-то блеснуло, отразив солнце, – вернее, не жестко блеснуло, а мягко засветилось. Я медлила войти. И все же как раньше не могла устоять перед искушением открыть зачарованную дверь, так и теперь не удержалась.

От густой пыли я закашлялась, замахала руками перед лицом, в надежде очистить воздух, и придвинулась к пыльному солнечному лучу. Когда носок моего сапога коснулся светлого пятна, я наклонилась и подняла перстень.

Он не рассыпался хлопьями, как остальной металл в этой комнате. Ободок кольца казался твердым, словно только вчера выкован. А такой оправы и камня я в жизни не видывала. Мы, в долинах, бедны драгоценностями. В реках намывают немного золота, попадается янтарь – его высоко ценят. Самые богатые лорды в праздничные дни украшают себя заморскими каменьями. Но и те обычно мелкие, отполированные, а не ограненные. У меня в руке было совсем иное.

Камень, если то был камень, был огромным, с мой большой палец, хотя державшее его колечко явно делалось для тонкой женской руки. Этот камень, вернее, самоцвет не был ни отполирован, ни огранен. Небывалая игра природы придала ему подобие кошачьей головы, и он был не розовый и не желтый, а сочетал в себе оба этих цвета, по которым при движении кольца разбегалась радуга. Я надела перстень на палец. Он пришелся точно в пору, словно для меня делался, и мне показалось, что он наконец попал на свое законное место.

Придвинувшись к окну, я так и этак поворачивала руку, дивясь такой красе на моей потемневшей, исцарапанной колючками коже. Что он такое, я не знала – но он был мой! Я знала это так же верно, как если бы кто-то торжественно надел его мне на палец, вручая подарок. Я снова подставила камень солнцу, и тут услышала…

За стеной взвыли – вопль раздался прямо под моим окном. Выходило оно на тот откос, что спускался к дороге. Оба кота, прыгая с камня на камень, виляя между кустами, затерялись среди развалин под обрывом.

А внизу… по дороге ехал всадник. Всадник! Я издали различила голубоватый блеск кольчуги. Не тот ли, о ком говорили кошки? Керован?