Забыв про все, кроме того, что правило мною много дней, я, поднимая тучу пыли, бросилась бежать. Я должна знать, кто едет по белому тракту. Догадки, надежды – этого мало. Я должна знать!

14 Керован

14

Керован

Джойсан здесь, у дороги Древних, а не в жуткой подземной ловушке – ни о чем другом я думать не мог. А потом она оказалась в моих объятиях, и я прижал ее к себе так крепко, что никакое Темное Зло не вырвало бы, – и готов был держать так, сколько хватит сил.

Она плакала, слезы заливали лицо, руки стиснули мои плечи так крепко, что я чувствовал это даже сквозь кольчугу. Я забыл обо всем, что глодало меня эти долгие трудные дни, склонил голову, отыскал губами ее губы, ощутил соленый вкус ее слез. Огонь вспыхнул и забушевал во мне, и мы забыли обо всем на свете, кроме нас двоих.

Только такие мгновения не длятся долго. Я разжал руки, вспомнив, кто я такой и почему эта великая радость для меня запретна. Пора мне снова одеться внутренней броней – не ради себя, ради нее.

Но если я готов был ее отпустить, то она – нет. Она только отстранилась совсем чуть-чуть, так, чтобы заглянуть мне в лицо, и всхлипы ее перешли в неровное, рваное дыхание.

– Керован… И правда Керован! – почти шепотом вскрикнула она.

Керован… Это имя окончательно разбило чары. Я хотел отодвинуть ее от себя, но она не далась, а замотала головой, как ребенок, который отказывается отдать милую сердцу игрушку.

– Нет, больше ты меня не бросишь. Ты был здесь… и хочешь уйти? Так не уйдешь же!

Я был здесь? Как ее понимать? Но охватившее меня тепло объяснило все. В пустой оболочке Керована затеплилась жизнь. Все мои добрые намерения, все знание, что так нельзя, что я нечист… Все готово было отступить перед этим теплом, перед ее словами.

Стиснув зубы, я взял ее за запястья. Надо силой разорвать объятия, оттолкнуть ее от себя. Но она извивалась в моих объятиях, боролась со мной, как будто была одной из желто-коричневых кошек.

– Нет! – уже громче выкрикнула она. – Как ты не понимаешь? Нет тебе свободы от меня – нет и не будет. Мы… Мы должны…

Голос ее сорвался. Не знаю, что выражало мое лицо, но ее лицо заливало отчаяние. Затем ее плечи поникли, ее руки обмякли в моей хватке. Теперь уже она отодвинулась.

– Пусти меня, – тихо проговорила она. – Не буду больше так тебя донимать. Я думала…

Голос ее замер, она провела рукой по щеке, потом откинула голову, отбрасывая с глаз, с лица растрепавшиеся волосы.

Ответить я не сумел: все силы ушли на то, чтобы смирить свои взбунтовавшиеся желания. Я мог только держаться – один. Она вздернула подбородок, глаза решительно блеснули. Все в ней: осанка, голос – сколько в них было воли и уверенности в себе – одевали ее броней крепче стальных и кожаных доспехов.