По ее знаку юная девушка поднесла нам чашу привета.

Я омочила губы в темной жидкости, а потом с удовольствием глотнула сдобренного травами и медом вина, ароматного и крепкого. Серебряную чашу я передала Керовану, и он тоже выпил. Джонка завершила обряд приветствия, глотнув из чаши и выплеснув оставшиеся в ней капли к полной луне, а самые последние – на землю.

– Валона, – обратилась она к подносившей чашу девушке, – покажи гостям, где они могут отдохнуть и освежиться. Я же позабочусь о пире.

Какое было блаженство стянуть тяжелую кольчугу и умыться благоухающей травами водой. Валона принесла в шатер наши мешки. Ей помогала девочка, которая почтительно поклонилась, прижав ладонь ко лбу, но заговорить стеснялась. Я вытащила из мешка чистый дублет и поморщилась, заметив, как он измялся.

– Как почетной гостье мне бы надеть лучшее платье и парадную накидку, – буркнула я рывшемуся в мешке Керовану.

– Да и мне тоже… то есть я про накидку. Но они же не ждут, что мы, после того как пересекли равнину и принимали роды у кобылы, будем благоухать духами?

– Надеюсь, – пробормотала я, раздирая гребешком сбившиеся волосы.

Через несколько минут мы, умытые, причесанные и наряженные в лучшее, что нашли (как ни беден был этот наряд), вслед за своей юной проводницей прошли между шатрами в ту сторону, где звучал смех и пахло съестным.

Ели мы сидя, скрестив ноги, прямо на бурой слежавшейся траве. Богатство стола и мастерство поваров противоречило простоте обстановки. Рыба и водяные курочки, рис с орехами и ранним луком, плоды и хлеб – после двух дней на дорожном пайке угощение киога затмило величайшие пиршества, какие устраивал мой дядя Кьярт в своем Большом зале.

За едой никто не разговаривал – пока наши чаши снова не наполнили медовым вином. Джонка сидела справа от меня, одетая теперь в простое полотняное платье с вышитым лифом и рукавами. Юбка была с разрезом для верховой езды. На ее высокое положение указывала только серебряная подвеска на груди – полумесяц со следом лошадиной подковы, но взгляд темных глаз говорил о мудрости и привычке командовать.

– Расскажи нам, сера, как ты нашла и спасла Бриату.

Я, запинаясь, пересказала события этого дня, не забыв упомянуть о помощи мужа при родах, но прежде всего подчеркнув, что жеребята родились и были приняты матерью волей Гунноры.

– Гунноры? – Джонка смахнула прядь длинных темных волос и вопросительно подняла брови. – Это ее знак ты носишь? – (Я согласно кивнула.) – Много у нее Имен, и все Истинные. Для киога она – Великая мать, Мать Кобылиц…

– И я в пути видела ее знак под разными Именами, – согласилась я, – и я благодарна, что она сегодня отозвалась на мой призыв.