Она еще крепко спала. Осенняя рыжина волос окружала лицо, лежала на плечах и груди, солнце будило золото в каштановых прядях. На ее груди по-прежнему мерцал в такт биению сердца янтарный амулет – и я на миг снова почувствовал, как он согревал и мою грудь.

Я потянулся к ней – пальцы тосковали по ее коже, – но удержал руку, боясь потревожить. Она вчера устала больше моего и, конечно, нуждалась в отдыхе. Но как мне хотелось ее разбудить! Снова почувствовать ее объятия, ее теплые и податливые губы и как они делаются все настойчивее… Я хотел…

Джойсан открыла глаза, сонно улыбнулась, смахнула волосы с лица.

– Как говорит Джонка, прекрасный рассвет, мой господин.

– Прекраснее всего на свете, проснувшись, увидеть мою госпожу…

Я чуть запнулся, боясь встретить ее взгляд и увидеть в нем смех. Я вовсе не привык к любезностям, и красивые слова не шли с языка.

Она погладила мои волосы, коснулась щеки. Поделилась мыслями. Я узнал, что она поняла мои слова и они ей дороги. Я протянул руки, чтобы крепко обнять, жадно…

– Господин Керован. – Кто-то поскребся в полотнище шатра. – Я бы не стал тебя будить, только еда готова и кони оседланы. Пора поесть и выезжать. – Голос Обреда смущенно добавил: – Знаю, гостя будить невежливо, только ведь скоро полдень, а ехать нам далеко.

Я глубоко вздохнул, откатился от Джойсан и постарался скрыть досаду за быстрым ответом:

– Хорош я разведчик – проспал день напролет! Сейчас буду с вами, Обред. Спасибо, что разбудил.

Джойсан умудрилась одной улыбкой выразить и веселье, и разочарование.

– Кто сказал тебе, что ты не мастер говорить любезности, муж? Я нечасто слышала такую вежливую ложь, да еще таким правдивым голосом…

– Я бы рад остаться с тобой, Джойсан… и сегодня, и завтра, и дальше… – Я снова потянулся к ней, но она уже встала и покачала головой.

– Легкомысленные обещания тоже надо выполнять, – напомнила она, дразня меня усмешкой.

Я, ворча, стал собираться.

После завтрака Обред обратился ко мне:

– Тебе нужен конь, Керован. Идем к табуну свободных.

Мы быстро миновали ровную площадку с шатрами киога. При дневном свете я увидел, что они большей частью черные или бурые, только один или два (в том числе наш) выкрашены в густую синеву. Каждый был украшен своим узором. По дорожкам, занятая какой-то игрой, бегала ребятня. Дети постарше несли корзины с бельем для стирки, с зерном для помола или порученных им младших братьев и сестер. Все приветствовали нас улыбками.

– Мне нравится твой народ, Обред, – от чистого сердца сказал я, отметив про себя, что никогда еще мне не было так легко среди такого множества сородичей по людской крови.