– Лошадь, взращенная на косогорах, крепче на ногу и выносливее, – заметил он, поднимаясь на стременах, чтобы окинуть взглядом ровную линию горизонта. – На западе лежит большая пустыня, там только песок, колючая поросль и смерть. А вот дальше на восток мы надеемся найти холмы.

Заночевали мы у ручья. Я, утомленный дневным переходом, лежал на одеялах, подложив седло Некии под голову, да она и сама улеглась тут же, по обычаю скакунов киога. От ее бока веяло теплом, и мне было уютно смотреть на звездную россыпь и полную луну – но мыслями я устремился к Джойсан. И сам удивился, как остро мне ее недостает. Мы, с тех пор как осуществился наш брак, ни разу не расставались, если только она не отходила от меня к болящим, а это, оказывается, совсем не то, что уехать от нее на много верст. Думает ли она обо мне?.. С этим вопросом в мыслях я уснул.

На двенадцатый день пути наш маленький отряд выехал к большой реке, слишком широкой, чтобы переправиться без лодок или плотов. Обред повернул на запад в надежде найти узкое место, где наши кони могли бы переплыть.

В то утро я ехал рядом с юношей, почти мальчиком – на его смуглом лице едва пробивался пушок. (Здешние бородачи награждали меня удивленными взглядами, видя каждое утро за бритьем, а издали не раз по ошибке принимали за мальчишку.)

– Прекрасный рассвет, господин Керован.

Паренек глядел на меня с большим почтением.

– И тебе прекрасного рассвета, – ответил я, не сумев припомнить его имя, если мне его называли.

– Я Гарет, господин.

Когда я ответил воинским салютом, под его темным пушком на щеках пробилась краска.

– Благодарю, господин мой, но я еще не воин. Только готовлюсь к Празднику Перемены.

– К празднику?

– Да, до него еще месяц. Все, кто был избран в этом году, – он любовно потрепал по шее своего гнедого красавца, – должны будут доказать искусство охотников и табунщиков. Только после этого мы получим голос в Совете.

Мне припомнилось, как меня признали мужчиной: мой отец, Ульрик Ульмсдейльский, вручил мне тогда меч, который и сейчас был при мне. Я хорошо представлял, каково это – за один день превратиться из неопытного юноши в мужчину, – и помнил, как тяжело легла мне на плечи ответственность, как я под ее тяжестью сильнее прежнего почувствовал себя мальчишкой.

Гарет словно прочитал мои мысли и добавил сдавленным, еле слышным голосом:

– Иногда мне не терпится дождаться праздника, я был бы рад, случись он уже завтра. А в другой раз чудится, будто он несется на меня, как ужаленный оводом жеребец, а я застыл у него на пути…

Я долго молчал, размышляя, отвечать ли на скрытую мольбу в голосе подростка. Я ни с кем, кроме как с Джойсан, не советовался, решал все сам и держался ото всех особняком… Но можно ли прожить так всю жизнь? И, едва решившись промолчать, я услышал собственный голос: