Эма в конце концов нашла ее. Стерилизовать лезвие было нечем, поэтому она намылила его и сполоснула водой. Потом вернулась в спальню и села на край кровати.

– В больного решил поиграть, фельдшер? – Она помахала бритвой у него перед носом. – Сейчас ампутирую.

Он не сдержался и засмеялся; смех напоминал клекот умирающей птицы. Но только лезвие коснулось кожи, он резко выпрямился.

– У тебя рука дрожит, юнга.

– Ждать некогда.

– Дрожит рука – нельзя резать. Сто раз тебе говорил. Давай сюда!

Лукас взял бритву левой и уверенно приложил к собственному запястью. Он сам удивился твердости своей руки. С таким сердцебиением она должна бы дрожать как осиновый лист.

– Как резать? – спросил он.

– Соедини точки от укуса, этого хватит.

Лукас провел лезвием от одной оставленной змеиным зубом дырки до другой. Эма вложила черный камень в надрез. К его удивлению, он прочно прилип.

– Туземкины снадобья… – пробормотал Лукас.

Эсме не верила ушам. Он обозвал королеву… И вообще говорил с ней на ты. Можно подумать, они лучшие друзья.

– А теперь отдыхай, – сказала Эма. – Это как шторм, но судно крепкое.

Лукас откинул голову на подушку.

– Когда камень впитает весь яд, он отпадет. Будем надеяться, не на глазах у твоих экзаменаторов.

– Экзаменаторы…

То, что неделями занимало все мысли Лукаса, казалось теперь совершенно неважным.

– Завтра в восемь утра чтоб был на ногах. Король лично придет бить склянки.

Эма встала. Задержаться дольше она не могла: она поклялась не разлучаться с Мириам.

– Останься с ним, посыльная, сможешь?