Я фыркнул и свернул в низкий узкий вход, очень темный и сырой для преодоленья. Еще два поворота вывели меня в грязный загроможденный угол, открывавшийся непосредственно на застойный поток. Покуда плескал я по всей его длине, водовороты отходов испещряли поверхность его, творя собою блесткие криволинейные зерненья и пародьи на радужную палитру. Подымались и лопались множественные пузырьки, а набитое грязью сало гноилось и облепляло все низы моих ног. И я, наблюдаемый голодающими прозваньями из детской, чувствовал, будто иду вдоль по темной улице, топкой от трясин.

Снаружи «ГРАЧЕВНИКА» небо могло быть запросто заморошено и темно, однакоже тут свет был фазирован так, что лишь несколько футов его могло проникнуть в сию улочку или же уголок и ничего боле, да и свежий ветерок не тревожил смертоносных испарений, обитавших тут, заражая собою клейкий сумрак.

На миг я подумал, что меня сызнова втянуло в Солфорд – стоять в молчаньи на брегах загрязненной реки Ируэлл, покуда та вила змеистый путь свой сквозь Полумесяц. Я кратко трудился на бумагопрядильнях и красильнях, что тянулися на мили вдоль теченья ея, и до сих пор чуял пот усталых людей и слышал крики команд от безразличных мародеров земли, в чьем рабстве вкалывали они.

Юным революцьонером, гуляючи по Мэнчестору и Солфорду, наблюдаючи за злокачественными мануфактурами, грудившимися по берегам мерзкого Ируэлла, филозоф и германец Фридрих Энгельс поощрял гнев свой (в отличье от друга его Маркса) придать существенности его виденью, и тем помогал произвести на свет «Das Kapital».

Он предоставил правдивый отчет, за что я могу поручиться, об отвратительном и душегубском свойстве жизни на фабриках и мануфактурах северо-западной Англьи. Что ж удивляться тут, стало быть, тому, что мы стали одним из первых оплотов фашизма в Англьи. Многих светил сего региона я был горд называть своими добрыми соратниками. Мы были хребтом Союза Моузли в те священные деньки.

Я – живое воплощенье тех мерзких и попранных условий, кои натравили на землю наши так называемые улучшатели и буржуазья (quorum pars).

В 1844-м, вернувшися в Германию после своего первого захода на изгнанье в Мэнчестере, работаючи у отца своего в мануфактуре, Энгельс с уверенностию предвещал неотвратимое пришествье высшего существа – такого, как я, – с тех самых брегов и вод реки.

Радуюсь я убийству – тому, самому товарищескому из Искусств, – а отнюдь не фотографированью покойников.

Покуда не взяли меня в свои объятья инвалидности сего века, я жил так, чтобы нипочем не каяться в содеянном, разложеньи либо же распаде.