Бедняжка смущалась. Смутилась и тогда, когда увидела Пандору — существо, которое для крестьян Мельты было сродни ангелам для земных. Создание эфирного плана, символ потусторонней красоты — где в замкнутом деревенском мирке взяться такому чуду? Наверное, девочка подумала, что умерла, когда увидела вампиршу. Ничего удивительного, что она побоялась подойти к Пандоре напрямую.

Я поднёс Маву к уху. Слегка помял, ощущая, как пружинит слежавшееся сено, прислушался к его шуршанию.

— Она говорит, что ей будет грустно без тебя.

— Мне тоже будет грустно, — подтвердила малышка и, шмыгнув носом, скованно помахала ладонью. Прощалась, — Мава большая, ей будет лучше с госпожой.

Я полез в похудевший за время странствий кошелёк, не считая загрёб монет и снова зашуршал куклой, отвернувшись от крестьянина и его дочери. Некоторые биремы с чересчур острыми, сточившимися краями я забраковал и бросил обратно, остальными начинил Маву и пригладил ткань, чтобы деньги не высыпались.

— Госпожа расстроится, если узнает, что Мава решила уйти от такой смелой девчушки, — сказал я, когда закончил, — У госпожи есть я и Триединые боги, ей не будет скучно без Мавы. Возьми её и отругай, чтобы больше не бросала тебя.

Малышка поколебалась, но забрала куклу, прижала к себе — и с недоумением ощупала.

— У Мавы для тебя подарок, оберег, — продолжил я, — иди с папой домой, там посмотришь. И не показывай никому, кроме него, иначе магия пропадёт.

Девочка потупилась, озадаченно почесала носик и наморщила лоб, но обошлось без споров. Она кивнула и засеменила, подпрыгивая, к объятиям отца. Изрядно утяжелившаяся голова куклы перевешивала тело, и малютке приходилось её придерживать.

Я поднялся и смахнул набежавшую слезу — игривый солнечный зайчик запульнул соринкой. Дальнейшее было в руках отца девочки: сообразит ли он распорядиться свалившимся на него богатством разумно или впустую растратит его, а то и даст односельчанам себя обобрать. Хотя у них тоже могли расти дети, так же заслуживавшие шанса на лучшую жизнь. Разве можно судить, не зная обстоятельств? Остаётся надеяться на лучшее — для них, для меня, для нас всех.

По плечу пробежалась рука, взъерошила волосы, царапнула макушку острым ногтем. Я вздрогнул, едва не подпрыгнув на месте от испуга, развернулся — и очутился лицом к лицу с Пандорой, серьёзной, молчаливой её версией, с каплей крови в углу рта. За вампиршей околачивался священник, угодливо вжимал голову в плечи и кривился в подобострастной ухмылке. Поодаль придерживал слабо содрогающуюся курицу дедок: птице оторвали голову. Под его ногами собралась красная лужица. На меня накатило чувство, что меня отнюдь не порадует то, что мне собирались рассказать.