Казалось, что с того вечера, когда она, оставив Дайму в их номере в «Гранд Континенталь» в Каире, вышла купить себе одежды и на улице наткнулась на Неда Лоуренса, прошла целая вечность. Ее потрясла перемена, произошедшая с ним. Прежнего мальчишеского задора в нем уже почти не осталось, но неукротимая энергия никуда не делась; по правде говоря, он производил впечатление точно такого же плененного духа, как и та, которую София только что оставила в отеле. О своей работе на Военное министерство он практически ничего не сказал, ограничившись несколькими расплывчатыми упоминаниями о составлении карт и о том, что его используют как человека, имеющего связи в местных племенах, а о Каркемыше говорил так, как будто все это было давным-давно, в далекой юности. А она, в свою очередь, поведала ему сильно отредактированную версию своего поспешного отъезда из Сирии, представив себя легкомысленной авантюристкой, которая не осознавала опасности до тех пор, пока не стало уже почти слишком поздно. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, какое впечатление производит, и ненавидела себя за это – как и за то, что не нашла в себе сил отказаться от тактично предложенных им британских фунтов. Будь на его месте другой мужчина, она задалась бы вопросом, чего он может потребовать от нее в ответ, но относительно Неда Лоуренса у нее в этом плане имелись свои подозрения.

После того как он ушел из ресторана, она, пробравшись сквозь толпу пьяной солдатни, подошла к барной стойке и спросила у бармена, нет ли у них, случайно, чего-нибудь вроде адресной книги Нью-Йорка. Тот махнул в сторону гостиной, и там, на пыльной полке, среди кучки старых путеводителей и уличных атласов обнаружился экземпляр адресной книги Манхэттена 1909 года выпуска. Она пролистала его и нашла раздел «Ковка на заказ». В глаза ей мгновенно бросилось объявление:

«Арбели и Ахмад». Ограды и ворота, перила и балюстрады. Входные двери, грили и художественная ковка. Вашингтон-стрит, 116, перекресток с Карлайл-стрит.

«Арбели и Ахмад».

Ограды и ворота, перила и балюстрады.

Входные двери, грили и художественная ковка.

Вашингтон-стрит, 116, перекресток с Карлайл-стрит.

Она переписала необходимую информацию на салфетку и спрятала ее в паспорт, решив ни слова не говорить джиннии. Это доказывало лишь то, что в 1909 году он жил в Маленькой Сирии, а за шесть лет измениться могло очень многое.

Ее последней остановкой в Каире после того, как она купила несколько комплектов недорогой, но вполне сносной западной женской одежды, а также новый чемодан, чтобы было куда ее складывать, стала аптека, куда она зашла за флаконом настойки опия, самым большим, какой только аптекарь согласился ей продать. «Это от бессонницы», – сказала она ему, что было чистой правдой. Он покосился на ее трясущиеся руки, но настойку продал. У нее не было никакого желания пристраститься к опиуму, но она совсем забыла, с каким трудом засыпала без лекарства Умм Сахир, а гордость не давала ей попросить Дайму повторить тот фокус, который привел ее в чувство в порту Яффы. Хотелось бы ей знать, что случилось с Умм Сахир. Наверное, следовало бы попытаться ее разыскать? А Абу-Алим? Скорее всего, его сыновей тоже призвали на фронт. Возможно, они сейчас были уже на Черном море или в Дарданеллах. При мысли об этом на глазах у Софии выступили слезы.