Светлый фон

Он мчался мимо таксомоторов и грузовых фургонов, высматривая в свете фонарей пешеходов, которые могли неожиданно выскочить на дорогу. Показался сигнальщик на лошади с красным фонарем, возвещавшим о приближении локомотива. Тоби ощутил предательское изменение давления – и в следующее мгновение из тумана вырвался паровоз, тянущий за собой цепочку вонючих скотовозных вагонов на бойню.

В районе 59-й улицы железнодорожные пути вместе с береговой линией повернули на запад, и фабричные здания сменились жилыми домами из бурого известняка. Слева показался Риверсайд-парк с его едва различимыми в темноте вишневыми деревьями. Тоби слегка замедлился. Сердце у него колотилось как сумасшедшее. Мама прибила бы его, если б узнала, что он гоняет по авеню Смерти после захода солнца, но для него это был единственный способ спустить пар, а в последнее время пара было все больше и больше. И мама была тут в общем-то ни при чем. «Вестер Юнион» уже давным-давно утратил в глазах Тоби всю свою привлекательность. Он поверил в эту работу, проглотил всю эту их ерунду про упорный труд и верность делу, которые в конечном итоге непременно будут вознаграждены; он даже освоил азбуку Морзе, выстукивая слова на кухонном столе под сердитым взглядом матери, – и все это в надежде, что его когда-нибудь возьмут на должность телеграфиста. А потом «Вестерн Юнион» достроил новое здание на Лиспенард-стрит и пригласил всех сотрудников на экскурсию. Тоби выстирал и отгладил мундир, начистил жетон до зеркального блеска и даже разорился на билет на трамвай, чтобы не вспотеть и не испачкаться по дороге, – и все ради того, чтобы в плотной толпе в точности таких же наглаженных и начищенных мальчиков быть торопливо прогнанным через несколько залов, набитых непонятными приспособлениями. Вот это вот, с гордостью поведал им экскурсовод, повторитель, который занимается исключительно тем, что перебрасывает телеграммы с одного провода на другой! А это – печатающее устройство, которое может отправлять восемь сообщений одновременно по одной линии! Специалисты в белых халатах обхаживали стрекочущие аппараты, точно любимых домашних питомцев, скармливая им пневматические капсулы и стопки бумаги. «А отдел Морзе тут есть?» – робко вскинул руку Тоби. «Да, вон там», – ответил экскурсовод, указав на дальний угол, где за столами неприкаянно сидели пятеро угрюмых мужчин среднего возраста.

Но самым худшим ударом для него стал сверкающий холодный кафетерий, где высокие мужчины с набриолиненными волосами, сидя за лакированными столиками, поедали сэндвичи с цыпленком и курили сигареты. Тоби смотрел на них из-за стекла и чувствовал, как надежда покидает его. Ни один из этих мужчин не рос ни в окрестностях Хестер- или Малберри-стрит, ни в трущобах Хеллс-Китчен. Они никогда не рисковали свернуть себе шею на обледенелых улицах ради десяти центов чаевых и не подбивали гвоздями подошвы башмаков, чтобы не просили каши. Их детство прошло в местах таких же чистеньких и сверкающих, как этот кафетерий, – в местах, на которые ребята вроде Тоби могли разве что взглянуть издалека одним глазком, но ни в коем случае там не оказаться.