Она умолкла, потом нерешительно подняла на сына глаза, как будто ожидая взрыва. Но он молча сидел на своем тюфячке, переваривая услышанное. Она снова уткнулась взглядом в собственные руки.

– Я просто подумала, что пора тебе узнать об этом, – еле слышно выдавила она.

Никогда еще он не видел ее такой жалкой и маленькой. Глаза у него защипало от подступивших слез. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Спасибо, мам, – пробормотал он. – Я очень тебе признателен.

Она некоторое время смотрела на него. Потом утерла глаза, шмыгнула носом и поднялась.

– Ладно, – произнесла она неуверенным тоном. – Пойду я, пожалуй. Потом поговорим. Или заезжай ко мне на работу. Девочки про тебя спрашивали.

– Хорошо, мам. Я тебя люблю.

– И я тоже тебя люблю, сынеле.

Дверь за ней закрылась.

Он еще некоторое время сидел на своем тюфячке, раздумывая. Ирвинг Вассерман. Всю свою сознательную жизнь он хотел узнать, кто был его отец, его имя, его историю. И вот все это у него в руках. Он ждал, что сейчас в мозгу у него что-то щелкнет и вся жизнь как по волшебству разложится по полочкам… Но ничего не происходило. И он вдруг осознал, что на самом деле на это и не надеялся. Возможно, его отец и часть головоломки, но точно не вся картина целиком. И никогда ею не был.

«Она знает, что я был у Радзинов, – подумал он внезапно. – Потому и рассказала про отца. Она пытается отвлечь меня, дать ровно столько, чтобы я прекратил поиски». От этой мысли по спине у него пробежал холодок. Где-то там в прошлом его матери скрывались и миссус Хава, и мистер Ахмад, и София Уильямс, и злой старик из его ночных кошмаров. Это они, а не Ирвинг Вассерман были тем секретом, который его мать не могла раскрыть. Придется ему разузнать все остальное самостоятельно.

Он подошел к телефону на материнском столе – ему разрешалось пользоваться им только в самых экстренных случаях – и поднял трубку.

– Оператор, – произнес женский голос в трубке.

– Могу я узнать номер Учительского колледжа?

Пауза.

– Морнингсайд четыре пять восемь пять. Соединить вас?

– Спасибо, не надо.

Он повесил трубку и переоделся в свою униформу.

Анна, все это время стоявшая в переулке, смотрела, как ее сын, вскочив на велосипед, покатил прочь.