Крейндел развернула записку.

Мне понравилось с тобой разговаривать. Я жду тебя в оркестрантской. Ты придешь?

Тоби

Это был какой-то розыгрыш, иначе и быть не могло. Откуда он вообще мог знать о том, что у них есть оркестрантская и где она находится? Да, почерк, твердый и угловатый, походил на мальчишеский. Но любая девчонка тоже могла так написать, если бы захотела.

И тем не менее в душе ее затеплилась крохотная упрямая надежда. Ей вспомнились его слова про униформу – про то, что она была ключом, способным открыть перед ним любые двери в городе. Проникнуть в приют он мог без особого труда, возможно, даже через калитку на 136-й улице, а оттуда до входа в подвал было всего два шага. Оркестрантская располагалась практически напротив лестницы. Возможно, это просто была первая дверь, в которую он ткнулся.

А вдруг это и в самом деле был Тоби?

Она никогда не прокрадывалась в подвал в дневное время, слишком велика была опасность, что ее застукает уборщик или даже кто-нибудь из учителей. Но в экскурсионные дни колокол не звонил, а правила смягчались. Если она отправится туда прямо сейчас, то будет всего лишь одной из множества воспитанниц в коридоре, спешащих воспользоваться временной вольницей. А если станет думать, то никогда не решится.

Так лучше? – спросила его мисс Леви.

Это было как будто Йосселе всю жизнь провел, скорчившись в тесной каморке, а потом мисс Леви пришла и подняла потолок, чтобы он мог распрямиться. Он изумленно огляделся по сторонам, радуясь своему спокойному и упорядоченному сознанию. Теперь он все видел и мог в свободное время сколько угодно рассматривать свои мысли. Ни одна из них не скрывалась в темном углу, настойчиво требуя, чтобы ее тоже заметили. А в центре всего этого находилась его любимая Крейндел, и его связь с ней была прочна как никогда.

Спасибо, сказал он мисс Леви.

Она по-прежнему присутствовала в его мыслях золотистым сиянием. Он потянулся к ней, и она заискрилась вокруг него, точно облако пылинок в солнечном свете, каждая пылинка – отдельная ее часть. Он восторженно смотрел, как они проплывают мимо, и каждая была каким-то человеком, местом, воспоминанием. Бруклинское кладбище, горящее здание. Ее руки, заплетающие халу. Высокий мужчина, которого он уже видел в снах Крейндел, лежащий почему-то не на кровати, а в переулке на мерзлой земле, которая разошлась под ним. Серебряная цепочка и подвешенный к ней стальной медальон – а внутри него… внутри…