Я сидел в Библиотеке и при свечах, чье пламя пугливо вздрагивало и колебалось всякий раз, когда чувствовало прикосновение проникших в Усадьбу призрачных сквозняков, этих незримых эмиссаров бушующего снаружи ненастья, читал комментарии Теодора Асинского к текстам «Халдейских оракулов», но мысли мои постоянно отвлекались от чтения, соотнося услышанное сегодня от Машеньки с личными наблюдениями.

После треволнений первой недели, в несколько дней которой уместились драматическая охота, бал, сабельный поединок и выяснение отношений с первой любовью посредством кухонного ножа и пистолета, моя жизнь в Усадьбе несколько успокоилась; можно было бы даже сказать, что она вошла в некое нормальное русло, если бы понятие нормального не противоречило так явно самому моему пребыванию здесь. Я системно приступил к решению задачи, которая привела меня в эти стены, преуспев пока только в понимании, что все будет гораздо сложнее, чем представлялось вначале. Пару раз я имел разговоры с фон Зильбером: изложил ему некоторые соображения по безопасности –  довольно пустые, рассказал о предпринятых мерах по поиску осведомителя –  полностью выдуманных, выиграл таким образом для себя немного времени и сохранил почти неистраченным кредит доверия, решив до поры не выдавать Веру, но оставить такую возможность для крайнего случая. Мое место в социальной системе Усадьбы определилось, и достаточно выгодно: Аристарх Леонидович оставался пока благосклонен; с Графом установилось некое подобие дружбы –  уверен, что он, как невольник чести, теперь определял наши отношения именно так; Обида Григорьевна, оценив диспозицию, сменила высокомерно-прохладный тон на заискивающий, Дуняша заглядывала в глаза, прочая прислуга, разве что кроме Марты, явно меня побаивалась, и даже Петька бросил свои подначки с попытками подловить и при каждом удобном случае сообщал окружающим о том, что мы с ним «не разлей вода» или что-нибудь еще в этом роде.

Возможно, мне так казалось, но после объяснения с Верой, начатого эффектной схваткой на чердаке и закончившегося в ее комнате, наши отношения как будто бы потеплели и в них меньше стала чувствоваться настороженность, которая несомненно присутствовала, несмотря на все воспоминания, вальсирование и накладывание мне спаржи за завтраком. Я не обольщался: Вера была профессионалом и в случае необходимости без колебаний, хотя и не без сожалений, убрала бы меня с дороги, и знала, что нельзя рассчитывать на что-то иное с моей стороны, –  но мы сделали шаги друг другу навстречу, а это чего-то да стоило. Хотя Вера и советовала держаться в стороне от тайн Усадьбы, не касающихся непосредственно моей миссии, кое-что мне не давало покоя, поэтому однажды после отбоя я постучался к ней в дверь.