– Это шнурок от портьеры, –  сказал кто-то.

– Ну мне все ясно, –  заявил Петька и вдруг заломил Дуняше руку в плече. Она опять завопила, теперь уже от пронзительной боли. Петька, осклабившись, нагибал ее все сильнее, так что большие груди, свисая под тонкой тканью, едва не вываливались из выреза на сорочке. В тесноте коридора снова случился переполох, который прорезал голос Аристарха Леонидовича:

– Что тут, черт меня подери, происходит?

На нем был шелковый китайчатый халат, наброшенный поверх белой сорочки, и шлепанцы. Лампу-фонарь он держал высоко над головой, длинные жидкие волосы перепутались в беспорядке, так что Аристарх Леонидович походил на владетельное привидение, явившееся урезонить не в меру шумных новых хозяев его фамильного замка.

– Дунька задушила Обиду Григорьевну! –  отрапортовал Петька и с видимым удовольствием поднажал на вывернутое плечо Дуняши. Она завыла. Поднялся гомон, все заговорили одновременно.

– Оставить! –  рявкнул Граф. –  Петька, отпусти девушку.

Тот с сожалением выпустил ее из своих железных клешней, и Дуняша, с размаху усевшись на попу у стенки, заплакала, пряча лицо между круглых белых блестящих коленок.

Граф кое-как растолковал случившееся. Фон Зильбер заглянул в комнату, увидел распростертое тело, побледнел, отшатнулся и отступил. Наконец откуда-то появился Герасим: всклокоченный, огромный, как великан, он маячил в дверном проеме столовой, пока не осознавая случившееся; рядом стояла Римма в надетом наизнанку халате. Она положила Герасиму ладони на грудь, похожую на две сдвинутые могильные плиты, что-то быстро и негромко говорила ему, а потом, когда Аристарх Леонидович велел включить уже наконец свет, ушла вместе с ним.

– Давайте все-таки спросим Дуняшу, что тут стряслось, –  резонно предложил Аристарх Леонидович. –  Только без членовредительства.

Дуняшу подняли с пола, привели, как могли, в чувство, и она начала говорить. С ее слов выходило, что, разбуженная непогодой, она поднялась в уборную, взяла лампу и, едва вышла из комнаты, увидела Белую Деву.

– Дозвольте, я ее все-таки… –  хищно предложил Петька, но фон Зильбер только отмахнулся от него раздраженно.

Белая Дева выходила из комнаты Обиды Григорьевны. Она светилась во тьме серебристым призрачным светом, и Дуняша заверила, что ничего в своей жизни страшнее не видела. Наверное, она даже лишилась чувств на минуту или чуть больше, а когда пришла в себя, то Белая Дева исчезла, а Обида Григорьевна лежала на полу без признаков жизни.

– Ей-богу, все так и случилось! –  побожилась Дуняша, поплевав зачем-то через плечо. –  Да вы хоть Марту спросите! Она тоже была в коридоре, наверняка то же самое видела!