– Молодая госпожа едут!

Это было как возглас из какого-то волнующе прекрасного прошлого, ставшего настоящим. Василий Иванович уронил вилку. Сон мигом будто сорвали рукой.

* * *

Девочке было на вид лет десять, едва ли больше. Светло-русые, чуть вьющиеся волосы ниспадали вокруг изумительно красивого, кукольного личика, голубое платье, длинное и широкое, доходило почти до лодыжек очаровательных босых ног, не касавшихся пола: девочка сидела в огромном деревянном кресле, похожем на трон, и держала на ладони перстень с зеленым камнем. На высокой спинке была вырезана причудливая двузубая корона, которая, хотя и располагалась куда выше головы девочки, все же отчетливо венчала ее, как принцессу. В мягком сумраке, при мерцающем свете огня в камине и десятков свечей стоявший на полу большой портрет выглядел завораживающе живым, и казалось, что девочка сейчас встанет и шагнет из рамы на толстый, золотисто-багровый ковер.

– Эту картину писал один знаменитый японский художник, –  сказала Машенька, –  дедушка специально попросил его для этого приехать в Усадьбу. Я позировала в дедушкином кабинете, он тогда был другим, просторнее и проще, без показушной роскоши, которой потом окружил себя отец.

Она лежала на животе поперек огромной кровати, положив голову на руки. В теплых отсветах пламени ее обнаженное тело сейчас бархатно-золотистое; мягкие тени скользят по стройной спине, выпуклым ягодицам, лежат между чуть раздвинутых ног. Я протянул руку и коснулся нежнейшей шеи под забранными в небрежный узел волосами на затылке; Машенька улыбнулась, зажмурившись, сладко вытянулась, и я вновь поразился тому, как она может меняться, становиться удивительно разной, превращаясь из тоненькой девушки с распахнутыми лазоревыми глазами в исполненную томной чувственности женщину с широкими бедрами, манящей, жаркой тьмой во взгляде и неистовой страстью освободившейся от оков демонессы. Она была и девочкой на портрете, и невероятно женственной сфингой с лицом королевы Египта и телом молодой львицы, изображенной на старинной гравюре, висевшей у двери на лестницу; и Девой, которой поклонялись странные существа с телами людей и головами Луны и Солнца, постилающие к ее ногам ветви пальм, с похожей на икону картины, теряющейся во тьме над изголовьем и прикрытой полупрозрачной молочной тканью высокого балдахина, колышущегося над широким ложем в спальне Девичьей башни.

В стрельчатое окно с напускным равнодушием заглянула Луна.

– Смотри, полная! Как тогда, когда мы первый раз гуляли с тобой по аллее! –  воскликнула Машенька.