– Так что же вы предлагаете мне помимо дружбы на расстоянии с баронессой фон Зильбер? Постоять рядом у истоков?
– Я предлагаю вам выбор, – веско ответил Амон, – ехать вместе с нами на поезде или броситься под него, зная, что этим его не остановить и что он все равно продолжит ехать своей дорогой. Билета в бизнес-класс не обещаю, но поверьте, оказаться даже в экономическом будет куда предпочтительнее, чем остаться со всеми прочими на перроне.
– И что вы сделаете, если я откажусь?
– Ничего, – Амон печально покачал головой. – Я просто уйду, но очень скоро явится кто-то другой. И поверьте, этот исход огорчит всех нас, включая мою госпожу.
Он слегка поклонился и направился к двери. Алина осталась сидеть в кресле.
– В коридоре вас ждет небольшой знак внимания, – обернулся Амон на пороге, – скромный подарок, просто затем, чтобы помочь вам принять правильное решение.
Снова негромко щелкнул замок. Алина еще посидела немного, ожидая, когда уймется злая нервная дрожь, потом встала, включила свет и вышла в прихожую.
В нос ударил тошнотворно знакомый приторный запах. Перевязанный красной лентой, на перчаточном столике лежал огромный букет из длинных лилий ядовито-белого цвета.
Глава 25
Глава 25
Время Усадьбы Сфинкса подходило к концу.
Это явственно ощущалось во всем: в промозглом дыхании настороженно молчаливых, сумрачных коридоров; в жирной холодной копоти на стенах; в напряженной тишине за столом в Обеденном зале; даже в подгоревшей остывшей каше, ныне зачастую составляющей единственное блюдо завтрака.
Стало необычно рано темнеть: такое случается поздней осенью; только вчера, казалось, в это время солнце еще силилось пробиваться сквозь плотные тучи, сероватым свечением охватывая небосвод, а сегодня в тот же час уж не просто сумерки, но кромешная тьма, в которой гудит и воет невидимый ветер.
– Как будто стучится кто-то, – сказал Никита, прислушавшись.
– Это дверь на балкон, – отозвался Эльдар. – Она постоянно болтается, закрыта неплотно.
В те дни мы, словно наши первобытные предки, инстинктивно стремились собраться потеснее вокруг огня, и даже Машенька, обыкновенно чуравшаяся компании, иногда присоединялась к этим по большей части безрадостным посиделкам в Верхней гостиной. Сначала она любезничала, пыталась оживить общество разговорами, смешными историями, и даже предлагала сыграть в карты, но не преуспела: ее веселость пугала, выигрывать было страшно, а поддаваться никто не хотел. Тем не менее, будучи ныне фактической хозяйкой Усадьбы, Машенька не оставляла воспитанников без своего внимания, пусть даже в том, чтобы сидеть у огня у нее не было никакого практического резона: в отличие от комнат третьего этажа, где властвовал цепенящий холод, покои Девичьей башни согревались огромным камином. Все знали, что я уже перебрался туда, несмотря на то что мы с Машенькой не делали по этому поводу никаких объявлений и на людях старались изображать приличествующую дистанцию; впрочем, наше фактическое сожительство было всеми воспринято с равнодушием.