полностью за пределами трансцендентальной философии и не предполагала эмпирических

принципов. В самом деле, о том, что возможны причины, которые изменяют состояние

вещей, т. е. определяют их к состоянию, которое противоположно данному состоянию, рассудок не дает нам a priori никакого указания не только потому, что он вообще не

усматривает возможности этого (ведь такого усмотрения у нас нет во многих априорных

знаниях), но и потому, что изменчивость касается лишь тех или иных определений явлений, которые могут быть указаны только опытом, между тем как причина их должна находиться

в неизменяемом. Но так как здесь у нас нет ничего, чем бы мы могли пользоваться, кроме

чистых основных понятий всякого возможного опыта, среди которых не должно быть

ничего эмпирического, то мы не можем, не нарушая единства системы, упреждать общее

естествознание, которое строится на определенных основных данных опыта.

Тем не менее у нас нет недостатка в доказательствах того, что наше основоположение имеет

в антиципации восприятии и даже в восполнении их отсутствия столь важное значение, что

предохраняет от всех ложных выводов, которые можно было бы из них сделать.

Если всякая реальность в восприятии имеет степень, между которой и отрицанием

существует бесконечный ряд все меньших степеней, и если всякое чувство должно иметь

определенную степень восприимчивости к ощущениям, то невозможна никакие

восприятия, а стало быть, и никакой опыт, который бы доказывал прямо или косвенно

(через какой угодно окольный путь в умозаключениях) полное отсутствие реального в

явлении; иными словами, из опыта никогда нельзя извлечь доказательство существования

пустого пространства или пустого времени. В самом деле, полное отсутствие реального в

чувственном созерцании, во-первых, само не может быть воспринято и, во-вторых, не