— Всякое случается, Даэн. Бывает, что рождаются — и тогда ничего ты с этим поделать не можешь: хочешь не хочешь, а позовет, будет мучить, тянуть и кликать, — она притихла. Ворох ощущений нахлынул на нее волной, и Мара позволила себе на миг полностью погрузиться в него, подбирая нужные слова, — Меня позвало. Матушка рассказывала…

— …Вечер был, конец лета — яблоки зрели в садах, я слышала, как они падают за окном наземь. Будто ходит кто. Но я пела тебе, а потому не могла отойти от колыбели и проверить, нет ли кого в моем саду. И свечу зажечь не могла — вдруг еще проснешься, если половица скрипнет? Но и без того ладно было тогда, тихо и покойно. За печкою мышь тихонько скреблась, яблоки те падали — как сейчас помню тот звук, ветер завесью шуршал над твоей кроваткой, и ты дышала тихонько так, смешно… — мать рассмеялась, не прекращая перетирать травы в деревянной ступке. Маленькая Мара внимательно слушала ее, чуть склонив голову набок и наблюдая за точными, плавными движениями белых рук с длинными красивыми пальцами, — И ветер в печной трубе пел, да. Мне казалось, что ты уже спишь — я позвала Бессмертного. Он пришел огоньком ко мне.

— Болотным? — девочка пытливо смотрела на мать, забыв о том, что ей и самой должно было толочь лен. Виска кивнула:

— Болотным. Я уж не знаю, как он мой зов услышал так далёко, как от братьев оторвался, да только гляжу, а он в окно — раз! — и к колыбельке. Завис над тобой — любопытно ему стало, чую, что разглядывает, смотрит. Говорю ему: не буди, милый, дочку, она махонькая еще совсем. Вот вырастет, наиграешься вдоволь. А он осторожно так опустился к тебе поближе, льнет к тебе, как тот котенок, к сердечку тянется. Я и прогнать не могу, и за тебя боязно немного — все-таки не знала же, как духи с детками общаются, не могут ли беды какой сотворить не нарочно. А ты вдруг глаза открыла и так ясно на него глядела — я даже испугалась. Не видала, чтоб у несмышленого детеныша такой взгляд был. Ручонки свои к нему тянешь — и он к твоим ладоням, играет с тобой, балуется. В доме темно, по углам совсем черно, а над тобою — словно звездочка сияет. А потом он улетел к братьям и сестрам своим. Только звон тихий в доме оставил, да отсвет у тебя в глазах. Ты с такою тоской ему вслед смотрела, нечеловеческой… Я к тебе руку тяну — а ладонь вдруг закололо, словно зарницу глажу. Вот тогда-то я поняла, что и тебе на долю выпадет по дороге Бессмертного идти.

Где-то с тонкой паутинки ветвей просыпался иней, серебристо звеня, словно легкие хрупкие колокольчики над детской колыбелью.