Светлый фон

Люблю.

Мара бросила на нее неуверенный взгляд через плечо и тут же отвернулась, делая шаг в сторону, как учила Даэн, и рассекая воздух вертикально. Огоньки в масляных лампах разом мигнули, дрогнув под стеклянными куполами, и свет лег на ее левую руку, вытянутую в сторону так, словно она держала в ней второе Крыло — или словно сама ее рука была настоящим птичьим крылом. Шаги у нее были резкими и быстрыми, но рукам не хватало сил, и Даэн знала почему-то, что Хартанэ не придет к ведьме — но ей так нравилось смотреть, как женщина Танцует. И ей было совершенно плевать, что та же Дамала проскрежетала бы, что это бес знает что, а не Танец — все равно. Ничего прекраснее в своей жизни она не видела.

Люблю.

Волосы ее растрепались, а спина взмокла — Даэн видела испарину, покрывшую нежный открытый затылок. Она даже не знала, сколько прошло времени с того момента, как ведьма сделала первый робкий шаг, и все не могла насмотреться на то, как она кружится. Когда женщина опустила руки и остановилась, Птица словно очнулась от странного сна. Затих шум в ушах, затихло все, и теперь она слышала лишь потрескивание огоньков в лампах да сбившееся дыхание своей Мары.

— Я больше не могу, — признала ведьма, устало смахивая со лба мокрые пряди, — Видишь — это действительно сложно: у меня вот не получилось.

— Ничего, — Даэн подошла к ней, мягко забирая из ее рук Крыло и пряча его в ножны на поясе. Ведьма сама привалилась к ней, разгоряченная, изможденная, и Даэн с наслаждением обняла ее, вдыхая ее запах, — Хартанэ приходит лишь спустя годы тренировок. Этому учат долго.

— Почему ты не сказала? — пытливо заглянула ей в глаза Мара, упираясь ладонями ей в грудь и чуть поглаживая кончиками пальцев кожу. Даэн легонько поцеловала ее в висок, губами снимая сладкую соль с ее кожи.

— Чтобы ты хотя бы попыталась, Мара, — она улыбнулась женщине, что нахмурила тонкие брови с красивым изломом и ворчливо отозвалась:

— Я бы и так попыталась…

— Ну конечно, конечно, — скрипуче передразнила она ведьму, и та, фыркнув, попыталась отстраниться от рук Птицы — но Коршун не отпускала, с нежностью глядя на нее. Привлекая Мару к себе, Даэн опустилась на ворох сена, усаживая ведьму на свои колени, — Иногда мне кажется, что тебе и впрямь пятьдесят лет, моя старушка.

— Судя по тому, как ты держишь меня, еще иногда тебе кажется, что мне лет пять, — иронично прищурилась Мара. Впрочем, выпутаться из рук Даэн она не пыталась, и Птица лишь прижалась лбом к ее плечу, наслаждаясь тишиной, текущей по венам внутри них обеих.

— Разве что пять тысяч — а то и больше. Ты гораздо древнее меня и всего сущего в этом мире, — Даэн ощутила, как прохладные руки ложатся на ее плечи и несмело трогают косточку у основания шеи, соскальзывают на ключицы и возвращаются обратно. В этом не было никакого вожделения — лишь теплая нежность мягких ладоней, и сквозь это прозрачное прикосновение Птица чувствовала любовь. Голос Мары прозвучал где-то над ухом, и в нем слышались искорки смеха: