— У нас нет времени на такую чепуху, Даэн, — говорила она — но косу переплетала, потуже затягивая пряди, чтоб не лезли в лицо. Коршун, оставшись в штанах и перетягивающем грудь полотнище, остановилась напротив нее, дивясь золотой щекотке, разливающейся возле сердца и обнимающей его со всех сторон.

— Времени вообще нет, Мара — не ты ли говорила так? — ведьма сердито зыркнула на нее, и Даэн, смеясь, шагнула к ней, заключая ее в теплые объятия. Мара попыталась было вывернуться, но Птица бережно приподняла ее лицо и заглянула в серые, словно небо по осени глаза, сейчас мечущие искры, — У нас так мало времени, моя хорошая… Так мало. Неужто все это время тратить на разговоры о том, как тяжело и сложно заплел наши судьбы тот, кто там есть за облаками? — она с нежностью очертила пальцем контур ее губ, и ведьма сдалась, опуская взгляд и вздыхая.

— Ладно. Ладно, — ее прохладная ладонь накрыла руку Даэн, а в следующий миг Мара отступила на шаг назад, покорно становясь напротив Птицы, — Что ж… учи меня, Танцующая. Только учти — ведьмы знают лишь шаманские пляски.

— Шаманские? — с ухмылкой приняла игру Даэн, вынимая Крылья из ножен и протягивая Маре одно, — А это как?

— Это — нагишом у костра, под луной, все такое, — Мара взвесила клинок в руке и один раз крутанула его кистью. Даэн тут же подметила, что удар у ведьмы не слишком быстрый, но она, по крайней мере, скорее всего знала какие-то основы обращения с оружием. Улыбнувшись ей, Птица неспешно повела плечами, разминая мышцы и заставляя тело включиться.

— Здорово. Покажешь мне однажды?

— Конечно, — Мара, заметив ее движение, принялась повторять за ней, внимательно и немного настороженно наблюдая. Двигалась она скованно, неуверенно, и Даэн невольно вспомнила свои первые занятия с Наставницами. Уж до чего она была деревянной в свое время… — Только это — редкое зрелище, середины лета надо ждать.

— Ну, я терпелива, — Коршун вытянула руку с Крылом вперед и принялась рисовать в воздухе петли, с удовольствием ощущая тяжесть родного клинка и то, как напрягаются мышцы. Бросив взгляд на Мару, она прищелкнула языком, — Спину выпрямь-ка, не сутулься. И руку выше подними.

Ведьма послушно выровнялась, все такая же зажатая, неуклюжая, а Даэн вдруг отчаянно захотелось смеяться, как в детстве, искренне и от души, а еще — сгрести ее в охапку и зацеловать, такую любимую и родную, такую нужную. Время для них замерло сейчас, время наконец-то сбросило свои липкие сети, и осталось лишь тепло маленькой комнатки и их крохотное счастье, совершенно нелепое и глупое на первый взгляд. Счастье пряталось в том, как смешно Мара оттопыривала локти, рисуя восьмерки в воздухе кончиком Крыла, как она прикусывала губу, как упрямо блестели ее глаза. Оно наполняло пропахший сладостью сухого сена воздух, заплеталось в тяжелую черную ведьмину косу и доверчивым мотыльком ныряло в зеленые рукава ее кофты, когда женщина закатила их, чтоб не мешали. Счастье было в том, что они делали сейчас.